Церебрум (СИ)

— …Наши врачи диагностировали у него пулевое ранение и серьезный ушиб головного мозга. С физическими увечьями мы справились, но вот травма головы оказалась серьезной. Теперь только великий Дарвин может сказать, будет он жить или нет. Все, что требовалась от меня, я сделала. Если судьбе будет угодно, он выкарабкается, а если нет… — Лимея замолчала, легонько сжав Эвино плечо.

Эва обернулась.

— Нет, он не умрет. Он не может.

— Все в руках Великого Дарвина, — печально произнесла Лимея, отступая. Но с таким видом, будто этот самый Дарвин, прежде чем что-то решить, обязательно посоветуется с ней.

Эва прищурилась, кое-что для себя понимая.

— Скажите, зачем вы вообще его спасли? Ведь, как вы говорите, он украл меня, а значит, вы должны его ненавидеть. И желать смерти.

— Что ты, — Лимея притворно схватилась за сердце, но через секунду была невозмутима.

— Мы же не варвары, в конце концов. Мне несложно догадаться, какими домыслами кормил тебя твой отец, наверняка рисуя нас самыми ужасными существами на планете. Но поверь, это не так. У нас, принципалов, заложено несколько нерушимых правил, одно из которых гласит: не причини вред примитиву. Мы априори не можем изувечить или, не дай Дарвин, убить примитива, так как они наше самое великое творение. Вы… — Лимея ласково провела ладошкой по Эвиной щеке, — самое прекрасное наше создание. И мне следует только поблагодарить Иринарха за то, что он смог взрастить подобную личность. Ты уникальна, как ни крути.

От пожирающего взгляда Эва поежилась, отступив обратно к капсуле. Возле нее она чувствовала себя более уверенно, как будто рука отца подбадривала, похлопывала по предплечью. Как и прежде.

— Могу я остаться с ним? — Эва на женщину больше не смотрела. Холодная голубизна ее глаз садила в сердце сомнения, размывая границы Эвиной правды.

— Безусловно, ты можешь проводить с ним времени, сколько считаешь нужным. Где твоя комната, ты знаешь. В любом случае за дверью останется Сабот. Не засиживайся допоздна, — кинула Лимея, покидая палату. Но Эва уже не слушала, теряясь в своих мыслях и воспоминаниях. Окутывающих теплом и спокойствием. И неважно, где она. Главное, с кем. Эванжелина перегнулась через прозрачную капсулу, раскинув руки, представляя что обнимает не стекло, а папу.

— Папочка, я так по тебе соскучилась… — ее щека сильнее прижалась к холодной поверхности. — Ты, наверно, беспокоился и хочешь спросить, где я так долго пропадала?! — Она усмехнулась. — Ты проснешься, и я все тебе расскажу. Хотя я знаю, что ты меня и сейчас внимательно слушаешь. Но я хочу увидеть твои эмоции, как ты хмуришься, смеешься. Хотя смешного будет мало, но равнодушным ты точно не останешься.

Она понизила голос:

— Я выдержу любое твое осуждение или наказание, но прошу: очнись.

Эва приподнялась, облокотившись на локти. Несколько долгих минут она вглядывалась в его умиротворенное лицо. Понимая, что чуда не будет, нерешительно произнесла:

— Ты знаешь, сегодня я потеряла друга… Единственного.

Эва вновь улеглась на стекло и прижала к нему другую щеку.

— Не дай мне потерять еще и тебя, — она прикрыла глаза.

Когда за окном показалась тьма, а прохладный воздух задул в приоткрытое окошко, Эва поняла, что спала при том в самой неудобной на свете позе. Ноги на полу, тело полулежало на крышке прозрачного саркофага. Разлепив глаза, она не сразу сообразила, где находится, но, увидев умиротворённое свечение от клубившегося марева и лицо отца, успокоилась. Сползла на пол и попыталась размять затёкшее тело. Медленно покрутила головой, возвращая шее чувствительность. Хоть ей и удалось каким-то образом вздремнуть, чувствовала себя она невероятно разбитой. Тело требовало полноценного отдыха. Кричала об этом каждая мышца.

— Папочка, я приду позже.

Эве было трудно его оставлять, но раскиснуть тут и сейчас, значило стать бесполезной. Еще не понимая, что делать и как быть в этом странном месте, она решила для себя одно: надолго они здесь не задержатся.

Эва легко поцеловала свои пальчики и прикоснулась к стеклу.

— Я тебя люблю и скоро вернусь.

Она потянулась, громко и широко зевнула, выплыла наружу, в тихий коридор, где ненадолго замерла жизнь и все также пахло химическими средствами.

— Привет.

— Ты? — недовольно бросила Эва, став вновь колючей.

— Я, — в тон ей ответил Артур, как поняла Эва, до этого бессмысленно подпирающий стену. Он был в том же черном костюме и с уставшим видом, как и она. Если бы у него и были волосы, то наверняка сейчас были бы растрепаны. Хотя какая ей разница!

Бросив на него презрительный взгляд, она направилась в выделенную ей комнату. Артур тут же двинулся следом. Эва через пару шагов обернулась, сдвинув брови. Парень замер, в зеленоватых глазах застыл вопрос.

Целую минуту оба молчали, меряясь взглядами. Первым не выдержал парень.

— Эва…Эванжелина, прошу… — он провёл по лысой голове рукой, подыскивая нужные слова. Но таковых не нашёл и сдулся, разбивая уверенность об Эвину холодность, источаемую каждой клеточкой ее тела.

Она резко развернулась, ускорила шаг. Через минуту громко хлопнула дверью.