Церемонии

Рассказ написан замечательно, в нем есть настоящее волшебство, но отчего-то у меня начали блуждать мысли. Прочитав примерно половину, я опустил взгляд и увидел на подушке, прямо у себя под носом какое-то тощее существо, что-то среднее между сверчком, пауком и лягушкой. Заметив мой взгляд, оно застрекотало, запрыгало из стороны в сторону, принялось щебетать, визжать и грозить крошечным кулачком – и тут я проснулся. Книга лежала там же, где я ее оставил, а в окно бился громадный, рогатый как дьявол белый мотылек.

Теперь уже, наверное, полночь, и эта ночь самая холодная. Вот что странно: весь день стояла жара, но к вечеру похолодало. Здесь так сыро, что перепады температуры ощущаются острее. Кэрол жаловалась, что из-за этого ей прошлой ночью приснился кошмар, но не захотела ничего рассказывать.

Только что проверил: да, уже за полночь. Теперь у меня за спиной тридцать лет. Куда-то подевался еще один день рождения. Куда уходят все эти сволочи?

Четвертое июля

Трудно было догадаться, что этот день – праздничный. Утро было сумрачным и сырым. Фрайерс выбрался из постели и начал ритуал утренних упражнений. Вчера он их пропустил, и отчего-то сегодня заниматься было сложнее. Вместо того чтобы сделать на одно отжимание больше, чем в прошлый раз, он едва смог сделать на одно меньше.

Фрайерс потратил почти все утро за «Мельмотом», но к полудню его уже тошнило от трупов, а от путаного сюжета начинала кружиться голова. Все эти рассказы в рассказах, вложенные один в другой, – по отдельности они стали бы отличными заданиями для студентов, но вместе были просто утомительны. Он с радостью отложил книгу и сделал перерыв на обед. Дебора работала в саду под присмотром нескольких кошек помоложе, но приготовила для гостя еду: салат с яйцом, имбирные коврижки и высокий стакан с молоком. Фрайерс пообедал, рассматривая рекламу семян в «Домашних известиях».

Когда он вышел из кухни, оказалось, что погода прояснилась и с небес уверенно светит солнце. Утренняя сырость постепенно отступала, становилось теплее. Фрайерс рассеянно оглядел свою комнату в надежде развеяться. Взгляд остановился на вазе с розами; на фоне зеленоватых стен темно-красные цветы казались яркими, как языки пламени.

Цветы… Не худшая мысль. Фрайерс натянул кеды, взял «Определитель диких растений» и отправился на прогулку.

Спускаясь по склону заднего двора, он решил, что пойдет вдоль небольшого ручейка и проследит, куда тот течет. По его воспоминаниям, вода, пробив извилистое русло на север, через заброшенные поля, похоже, исчезала в лесу. Как раз отличное место для начала исследований. На мелководье он заметил с десяток мелких серебристых рыбок; несколько мертвых плавали брюхом кверху и лежали в грязи на берегу. Лягушек, которых он слышал прошлой ночью, нигде не было видно. Вероятно, они весь день спят; Фрайерс надеялся, что он сам сумеет уберечься от такой привычки.

У первого поворота ручья до него донеслись свист и шорох. Порот – высокий силуэт на фоне солнечного света, склоненная голова, упрямо стиснутые зубы – размахивал косой, расчищая поле от сорняков. Он напомнил Фрайерсу статиста из какого-нибудь фильма Эйзенштейна. Или Мрачного жнеца, когда выпрямлялся.

При приближении Фрайерса фермер остановился.

– Добрый день, – окликнул он гостя. – Куда это вы собрались?

– Просто гуляю.

Порот ухмыльнулся.

– Не хотите попробовать? – То ли приглашающе, то ли вызывающе протянул он косу.

Фрайерс вздохнул.

– Чего бы не попробовать. Надо же узнать, чего мне недоставало в жизни. – Он продрался сквозь высокую траву и взял у Порота косу.

– Держите ее вот так, – сказал фермер, поворачивая лезвие в правильное положение, – и работайте вот… – Он показал руками, – …так.

Вцепившись в косу как в ручки велосипеда, Фрайерс нацелился на травяную кочку и взмахнул орудием. Длинное, сияющее на солнце изогнутое лезвие без всякого вреда просвистело мимо и чуть не воткнулось ему в ногу.

– Вы слишком сильно размахиваетесь, – сказал Порот; если неуклюжесть гостя его и позабавила, он хорошо это скрыл. – Не нужно так изгибать тело.

Фрайерс попробовал еще раз. Он управлялся с инструментом так же неумело, но лезвие зацепило верхушки сорняков и начисто их срезало.

– Вы ее здорово наточили, – заметил Фрайерс, глядя на косу с куда бо́льшим уважением.

Порот сунул руку за пазуху и извлек длинный прямоугольный камень.

– Острая как бритва, – заверил он. – Я правлю лезвие раз десять за день. Но лучше держать его повыше: если зацепите камень, косу можно будет разве что выкинуть. А мне еще работать и работать.

Фрайерс поднял лезвие повыше, но так удерживать косу оказалось еще труднее, слишком много нагрузки приходилось на плечи. После нескольких взмахов они начали болеть.

– Ох! – сказал Фрайерс. Удовольствие от первых успехов успело улетучиться. – Эту штуковину следовало бы делать поменьше, а лезвие – полегче. Мне не нравится эта конструкция. Не размахнешься как следует, не сбив себя с ног.

Порот улыбнулся.