Потом Фрайерс встал. По плечам и волосам стекала ледяная вода. Он снова услышал, как кричат птицы, от ярости или восторга – не разобрать, увидел проникающие сквозь листву золотые лучики солнца. Его охватило страстное желание; необъяснимая сила потянула на запад. И когда он, как игла компаса, безошибочно повернулся в нужном направлении и посмотрел на запад со своего места в центре пруда, деревья как будто расступились. Фрайерс увидел серебряную полоску ручья, уходящую вдаль, в самое сердце леса, туда, где бывали только звери да птицы. Глядя на нее, он и хотел, и боялся идти дальше, и внезапно его охватила такая усталость, что он развернулся, выбежал из ручья и в изнеможении упал на песок.
К вечеру на небе снова собрались облака. В воздухе витало предчувствие дождя. Фрайерс глубоко вздохнул, поднялся на ноги и направился домой, сообразив наконец, где видел оставленный позади пруд. В игре «Диннод», на карте под названием «Пруд». Сходство было пугающим.
Весь оставшийся день небо оставалось серым, но дождь так и не прошел. Ночью все звезды прятались за облаками.
После дневной прогулки я так проголодался, что за ужином согласился на вторую порцию пирога. Вот тебе и сила воли! Не удивлюсь, если к концу лета наберу еще несколько фунтов.
Сарр с Деборой казались встревоженными. Думаю, нам всем недоставало Кэрол. Или, может, все дело в погоде, в ощущении, которое обычно возникает перед дождем: как будто все напряженно ждут чего-то затаенного. И уж точно они ни разу так не срывались на кошек, как сорвалась сегодня Дебора. Всю прошлую неделю она пыталась убедить Сарра надеть кошкам на шеи бубенчики: она жалеет всех мышек и птичек, которых они убивают. И когда Тови явился в кухню с полной пастью перьев, из которых торчала единственная желтая лапка, у Деборы чуть не случился припадок. Она схватила нож и погналась за котом вниз по крыльцу и почти через весь огород, но потом наконец остановилась и с пристыженным видом вернулась на кухню. На секунду мне показалось, что она всерьез собирается его прирезать.
Поздравил Поротов с Днем независимости, но это не произвело на них особого впечатления. Они считают этот день в первую очередь торжеством в честь вооруженных сил, юбилеем войны и поводом поотлынивать от работы. В Гилеаде определенно нет никакого ощущения праздника; среди остальных дней в году этот выделяет только поверье, которое с мрачным видом процитировал Сарр: «в июле месяце, четвертого числа да кукуруза по колено наросла». Увы, из-за того, что он взялся за посев так поздно, кукуруза не достает и до лодыжек! Неудивительно, что он такой мрачный.
Но, думаю, я сумел поднять настроение, рассказав о своих дневных приключениях, то есть о своей прогулке. Пороты, кажется, интересовались каждой деталью – так родители расспрашивают ребенка о том, как прошел его день в школе. Уверен, оба они много раз ходили по этой тропинке, ведь она проходит прямо через их поля. С другой стороны, мне всегда было интересно слушать о том, как гости города провели первый день в Нью-Йорке, и, полагаю, они испытывали то же удовольствие от возможности увидеть знакомое окружение свежим взглядом. Так что я расстарался как мог, чтобы их не разочаровать: преувеличил свою нелюбовь к насекомым и страх того, что я оказался в лесу наедине со змеями, волками и трясинами. Может быть, немного и перестарался, но, думаю, их это позабавило.
По крайней мере, Дебору. Она сказала, что в следующий раз мне стоит сунуть за ухо веточку блоховника; якобы он отгоняет самок комаров (кусаются именно самки). Пообещала срезать для меня несколько веточек – она выращивает блоховник у себя в саду.
Не уверен, что Сарр всегда понимал, что я шучу, и, вполне возможно, втайне меня презирал. Впрочем, у меня возникло подозрение, что в основном он за меня беспокоился. Только к лучшему, – с невероятно серьезным видом заявил он, – что я остановился у изгиба, ведь зайди я на пару миль вглубь леса дальше по течению, оказался бы в болотистой глуши, где легко заблудиться. Сразу за болотом, по его словам, начинаются земли, где по ночам иногда можно заметить над землей клубы пара и болотного газа, блуждающие огни и деревья, которые обычно не растут в этих местах, – тот самый Закуток Маккини, о котором вчера говорили в магазине; там, где были убиты две девушки.
Теперь воспоминания о прошедшем дне кажутся размытыми, как сон. Рад снова оказаться в помещении, с постелью, книгами, лампой и четырьмя стенами, которые отгораживают меня от ночи. В такое время ферма кажется крошечным островком, и только полный идиот решился бы отправиться в темноту, где ему совершенно не место.
Устал до изнеможения и так хочу спать, что больше не могу писать.
Пора откладывать дневник и ложиться. Кэрол, наверное, тоже готовится ко сну и даже не подозревает, как ей повезло оказаться в окружении всего этого цемента, кирпичей и шумных, отлично освещенных улиц… Пусть Манхэттен тоже остров, он ничуть не похож на эту ферму. Почти наверняка он приснится мне и этой ночью, такой надменный, громадный и безопасный.