Церковь в Империи. Очерки церковной истории эпохи Императора Николая II

19 февраля (4 марта) 1918 г. Поместный Собор выпустил определение, в котором давался ответ на декреты новой власти о браке. Собор заявил, что брак, освященный Церковью, не может быть расторгнут гражданской властью. Если Церковь не расторгла брак, а православный все-таки вступил в новый – гражданский, то стал повинен в многоженстве и прелюбодеянии. А спустя полтора месяца, определением от 7 (20) апреля 1918 г., Собор установил поводы к расторжению брачного союза, признав таковыми: отпадение от Православия; прелюбодеяние и противоестественные пороки; непотребность к брачному сожитию; заболевание проказой или сифилисом; безвестное отсутствие; принуждение одного из супругов к наказанию, соединенному с лишением всех прав состояния; посягательство на жизнь и здоровье супруга или детей; снохачество, сводничество и извлечение выгод из непотребства супруга; вступление одного из супругов в новый брак. Как видим, Собор расширил число поводов к разводу, либерализовав прежнее законодательство. Но при этом было закреплено и положение о принципиальной нерасторжимости христианского брака.

Днем раньше, 6 (19) апреля 1918 г., Собор откликнулся на опасные случаи обращения некоторых православных (от епископов до мирян) для решения церковных дел к враждебной Церкви гражданской власти. Это был тревожный симптом, показывавший, что традиции подчинения Церкви государству оказывались живучими даже в условиях правления богоборческого правительства, не скрывавшего своих антиклерикальных настроений. Спустя несколько лет гражданские власти сами начнут активно участвовать в церковных делах, стремясь, по известному принципу, «разделять и властвовать». В 1918 г. этого еще не было. Однако опасность возможного «сотрудничества» людей Церкви с антихристианским «миром» Собор уже почувствовал. Именно поэтому его члены предлагали епископа, противящегося высшей церковной власти и обращающегося за содействием к власти гражданской, или священнослужителя, а также низших клириков, противящихся своему епархиальному архиерею, находящемуся в единении с высшей церковной властью, наказывать вплоть до извержения из сана, а мирян – вплоть до отлучения от Церкви. Так же предполагалось наказывать службу в противоцерковных учреждениях, а равно и содействие проведению в жизнь враждебных Церкви положений Декрета о свободе совести и аналогичных ему актов.

Вскоре наступил перерыв в работах Собора, который собрался на последнюю (третьего) свою сессию только 2 июля (и. ст.) 1918 г., хотя планировалось открыть заседания еще 28 июня. К этому времени никаких иллюзий в отношении новой власти не было уже ни у кого: за несколько дней до открытия сессии власти заняли здание Московской Духовной семинарии, где предполагалось проводить заседания, и вывезли оттуда продукты, заготовленные для членов Собора. Считать происшедшее случайностью было бы наивно. Таким образом, заседания первоначально проводились частным порядком, работа соборян не имела статуса соборного деяния. И хотя на третью сессию съехалось всего 140 членов, многие решения, принятые ими, нельзя не считать по-настоящему историческими.

Третье заседание состоялось 6 (19) июля 1918 г., в день, когда было получено известие о расстреле Государя императора Николая II. Тогда же возникла дискуссия об уместности совершения по бывшему императору панихиды, продолжившаяся и на следующий день. «Через две минуты после того, как частное совещание принимает решение о совершении панихиды, Собор объявляется открытым, и Святейшим Патриархом Тихоном панихида совершается». Этому предшествовало обсуждение трагического сообщения, в результате которого большинством голосов («против» – 28 человек, трое воздержались) было принято предложение о совершении Собором панихиды об упокоении души Николая II. Среди выступавших в поддержку панихиды были не только церковные «консерваторы», но также и те, кто считался «либералами».

Например, будущий обновленец профессор Б.В. Титлинов полагал, что мало не только одной, но даже и сорока панихид: «Нравственное достоинство Собора обязывает его к тому, чтобы заклеймить это преступление и соответствующим словом. Долг Собора пред лицом русского народа и пред лицом всего мира – возвысить голос против этого акта неслыханной жестокости». Другие выступавшие обращали внимание на то, что бывший Государь – помазанник Божий, молитвенно помянуть которого требует Божия правда.