Второй вопрос, безусловно, требует применения особого метода типологизации исследованных Соборов. В то время как основная Соборная проблематика была в IV в. связана с триадологическими спорами, сотрясавшими Римскую империю, а в V в. – с прерогативами епископского управления, италийские Соборы аккумулировали вокруг себя деятельность многочисленных представителей светских сословий, влияя на общественные стереотипы в области мировоззрения и управления. Именно поэтому типологизация италийских Соборов по темам и составу представляется неприемлемой. Вместо нее более оправданно использовать применительно к италийским Соборам хронологическую типологизацию Соборного движения, выделяя три этапа этого движения, условно обозначая их как «афанасиевский» (340–374 гг.), «амброзианский» (374–398 гг.), «геласианский» (465–502 гг.). При этом промежуток между последними двумя этапами, то есть период 398–465 гг. должен быть охарактеризован как период упадка Соборной деятельности, несмотря на то, что отдельные Соборы происходили и тогда.
Третий вопрос, сформулированный как проблема моделирования Соборных заседаний, наглядно разрешается при помощи анализа канонической процедуры этих заседаний. В связи с этим чрезвычайно показательно то, как первоначальная модель Соборных заседаний, копировавшая заседания Римского суда и даже сенатскую процедуру – что наиболее отчетливо просматривается, в частности, на примере Карфагенского Собора 256 года, – превращалась в модель, столь характерную для Соборов эпохи высокого Средневековья. В рамках этой модели предполагается «
Наконец, четвертый вопрос, связанный с рецепцией постановлений италийских Соборов среди прочих памятников римского права в эпоху Средневековья, может найти свое окончательное разрешение только при условия тщательного анализа рукописной традиции Соборных деяний. Первоначальное широкое восприятие документов италийских Соборов IV–V вв. сборниками церковного права VI в., в частности «Собранием святого Власия», «Авелланой» или «Квеснеллианой», затем оказалось вытеснено в процессе новой кодификации Дионисия Малого на периферию юридической практики. Однако влияние Соборных италийских документов на формирование папской канцелярии привело к тому, что и в собраниях Дионисия эти документы оказывались в количестве, достаточном для дальнейшей рецепции, что обусловило сохранение основных канонических принципов, заложенных в деяниях италийских Соборов, в такой правовой энциклопедии XII в. как «Декрет Грациана», ставшей источником для восприятия римского права в целом и церковного права ранневизантийской эпохи в частности как для церковных юристов XII–XIV вв. (Орландо Бандинелли, Синибальдо деи Фиески), так и для светских юристов этого же периода (Ирнерий, Аккурсий, Марсилий Падуанский).
По словам итальянского историка П. Церби, идея синодальной супрематии, побуждавшая на исходе Средневековья в XV в. участников Соборного движения выступить в пользу канонического подчинения папы Соборному авторитету, «наносила по средневековому учению о превосходстве папы над всей Церковью и над всем епископатом, на котором еще сегодня утверждается Католическая церковь, удар в самое сердце»[893]
.Учитывая данное обстоятельство, необходимо вспомнить также и то, что у истоков Средневековья именно Соборное движение в Италии в IV–V вв. породило упомянутое П. Церби каноническое представление о лидерстве Римского епископа в Церкви, и породив его, представило противовес и возможную историческую альтернативу данной канонической доктрине в виде образа «амброзианского» коллегиального управления церковным кораблем, представлявшего, перефразируя деяния I Толедского Собора, «писания святого епископа Медиоланского Града и святого Римского первосвященника» в качестве равноценных видимых проявлений внутренне неразрывного и целостного Соборного основания церковной дисциплины.
Именно о данной сущности Соборного основания церковной жизни писал протоиерей Г. Флоровский, указывая на то, что Соборная жизнь может вмещать в себя противоположные идеи и направленность мысли среди христиан, которые в будущем вступят в историческое противоречие. По словам богослова, «в известном смысле вся история священна. Однако в то же время история Церкви трагична. Соборность дана Церкви; осуществление ее есть дело Церкви. Истина постигается трудом и усилием… Основным условием христианского героизма является смирение перед Богом, приятие Его Откровения»[894]
.