Церковные Соборы в позднеантичной Италии (с хрестоматией)

После того как пламенный защитник никейского вероопределения св. Афанасий Александрийский, как уже было указано, оказался принят на Римском Соборе осенью 340 г. в церковное общение Римской Церковью в лице папы Юлия, вскоре после чего, в результате деятельности Антиохийских Соборов начала 40-х гг. IV столетия, а также Сердикского Собора 343 г.[212] окончательно оформился церковный раскол западных омоусиан (сторонников решений I Вселенского Собора) и восточных противников никейского учения о единосущии, император Констанций решил принять деятельное участие в церковной борьбе с целью достижения канонического мира и догматического единомыслия. Констанций увидел главное препятствие на пути к церковному умиротворению в том мировоззренческом ригоризме, которое несло в себе никейское вероучение. Следствием этого вероучения, по мысли Констанция, явились три пагубных обстоятельства, ввергших Церковь в смуту: во-первых, богословское возрождение монархианского динамизма в богословии епископа Сирмийского Фотина, который на основании никейского учения о единосущии и доктрины Маркелла Анкирского бездумно соединял личность Отца и понятие Логоса в качестве единой субстанции, называемой Λογοπάτηρ, воспринимая при этом личность Иисуса Христа в качестве простого человека, лишенного всяких атрибутов божественности; во-вторых, «мятеж» св. Афанасия Александрийского, выразившийся в его каноническом неподчинении прещениям, наложенным на него Антиохийскими Соборами епископов Востока, которое повлекло конфликт между Римской Церковью, принявшей Афанасия, и Восточными Церквями; в-третьих, независимая от Востока позиция папы Юлия, принявшего Афанасия Александрийского и заявившего на Сердикском Соборе 343 г. о своих судейских прерогативах в масштабах всей Церкви.

Уже в середине 40-х гг. Констанций приступил к ликвидации указанных препятствий на пути к церковному единству в том виде, в каком он его понимал. Император 22 июня 346 г. и 17 июня 348 г. лично присутствовал на заседаниях Соборов, собранных в Медиолане (ныне Милан) и критически разбиравших учение Фотина Сирмийского. На них присутствовали также папские легаты, причем относительно датировки этих Медиоланских Соборов в историографии существовали различные мнения: если Ш. Пьетри, следуя О. Зееку, предлагает датировку, приведенную выше, в качестве корректирующей предшествовавшее мнение К. Гефеле, то такие историки как М. Симонетти и Т. Барнес признают иную, несколько более раннюю датировку, указывая для первого 345 год, а для второго 347 год; более ранним временем Медиоланские Соборы по делу Урсакия, Валента и Фотина датировали ранее К. Гефеле, В. Коллинг и А. Леклерк[213].

Медиоланские Соборы не оставили протоколов. Как справедливо отмечал Т. Барнес, «процедура этих Соборов плохо отражена во всех документах. Недостаток информации, по-видимому, не является редкостью в этот период, но Медиоланский Собор был более интересным и знаменательным, чем большинство Соборов, ибо об этом свидетельствовали важные изменения богословской позиции и личной преданности»[214]. Действительно, Соборы в Медиолане стали важным этапом на пути развития конфликта между омоусианами и проариански настроенными епископами, который выльется на Медиоланском Соборе 355 г. в открытое противостояние. Очевидно также, что Констанций укреплял авторитет своей власти, стремясь повысить значение Медиоланской Церкви и диоцезов северной Италии, а также достигнуть в кратчайшие сроки примирения между папой Юлием, который выражал единомыслие со св. Афанасием – главным врагом Августа, и восточными епископами, приехавшими в Рим для переговоров относительно прекращения церковного раскола на основании принятия нового символа веры. Ш. Пьетри подробно рассмотрел историю рассматриваемых Соборов в Медиолане, и из его суждений следует, что именно для примирения папы с посольством восточных архиереев в лице Евдоксия Германикийского, Демофила Берийского, Македония Момпсуетского и Мартирия, предлагавших папе Юлию мир на основании четвертой антиохийской формулы, составленной на антиникейском Востоке и обходившей молчанием воспрос о единосущии Сына Отцу[215], Констанцием был собран первый Собор в Медиолане[216]. По прошествии года второй Собор в еще большей степени выявил проарианскую политику Августа. Формальное покаяние перед папой Урсакия Сингидунского и Валента Мурсийского, отвергнутых от общения Западом еще на Сердикском Соборе в 343 г., как будто призвано было заслонить собой последовавшую за осуждением Фотина Сирмийского компрометацию перед восточными епископами никейского омоусианства, представавшего в качестве скрытого модализма.