Цесаревич и балерина: роман

Время обеда было строго ограничено. Оно заканчивалось, когда из-за стола поднимался император. Можно было и остаться голодным, если не уложился во времени. Поэтому ели молча и сосредоточенно, ни на что не отвлекаясь. Но сейчас Александр III, откинувшись на спинку стула, не торопился, видя у детей полные тарелки. Никак не мог справиться с дурным настроением… Но все же невольно улыбнулся, увидев, как Оленька украдкой кормит свою куклу. То ли дело Мишаня, любимец отца. В свои десять лет самостоятельный и совсем бесхитростный. На минутку оторвавшись от тарелки, Миша посмотрел немигающими глазами на отца, отец подмигнул ему и в ответ получил широкую простодушную улыбку своего баловня.

Ксения и старший сын Николай сидят за столом рядом. Несмотря на разницу в возрасте в семь лет, брат с сестрой словно одной нитью связаны. Их объединяет и то, что оба безнадежно влюблены. Ксения рассеянно тычет вилкой, аппетит пропал: с часу на час во дворце должен появиться великий князь Александр Михайлович, по домашнему – Сандро. Наконец-то вернулся из кругосветного путешествия на корвете «Рында»! Ксения влюблена в Сандро давно. А он, в свои двадцать три года успевший вкусить успеха у женщин разных континентов, не придавал особого значения вздохам маленькой кузины. Изредка под тропическими звездами Сандро рассматривал мятую фотографию, на обратной стороне которой детским почерком большими буквами было выведено: «Твоя морячка – Ксения».

Цесаревич тоже любил давно и верно. Вот уже шесть лет он встает и засыпает с ее именем. Она – принцесса, внучка королевы Англии. Зовут ее Алиса Гессен-Дармштадтская. Это если коротко. Полное ее имя Аликс Виктория Елена Луиза Беатрис. Алисой она была названа в честь своей матери, принцессы Алисы Английской, третьей из девяти детей королевы Виктории. Второе ее имя – Виктория – в честь бабушки, да и остальные три ее имени не с потолка взяты. Впервые увидел цесаревич принцессу на свадьбе ее старшей сестры в Петербурге. Ей было тогда двенадцать лет.

Ксения, обернувшись к брату, хотела сказать что-то очень важное, но отпрянула, уловив на себе изучающий взгляд отца… Около цесаревича всегда стоял пустой стул, на нем обычно сидел младший брат Георгий. Хотя он был на три года моложе Николая, казался значительно старше. Не один раз император подумывал, кому он сможет передать Россию, кто сможет твердой рукой править ею. Цесаревич Николай мягок слишком, да и боится он трона. Вкуса к власти нет. То ли дело Георгий – зрелый муж, умница. Да вот беда – гаснет день ото дня. По совету врачей который год живет на Кавказе, в своем дворце в Абастумани близ Боржоми. Ему прописали горный воздух. Казалось, было сделано все возможное и невозможное, но жестокая болезнь не отпускала. Туберкулез. Мало кто знал об этой трагедии венценосной семьи. Все светила медицины пытались спасти сына, но болезнь не отступала… С этими невеселыми мыслями император поднялся со стула, вслед за ним встали и дети.

…В полутьме царских покоев государыня как бы невзначай обратилась к супругу:

– Друг мой, нынче за обедом ты был не в духе. Ничего не случилось?

– Ничего. Если не считать, что утром в саду нашли мертвого ворона.

– Ах! Застрелили?

– Просто умер. От старости… Я приказал набить чучело. Поставлю у себя в кабинете.

– За что такая честь?

– Не знаю. Пусто теперь будет в окне.

– Ребенок ты, Саша. Большой ребенок…

Балалайка, казалось, вот-вот сомнется в огромных лапищах императора Александра III. Однако, как ни странно, толстые его пальцы весьма деликатно касались струн. Хоть и робко, но складывалась песня, которую император давно хотел разучить. «Степь да степь кругом. Путь далек лежит. В той степи глухой замерзал ямщик…» – хрипловатым баском помогал неуверенным пальцам государь и пугливо посматривал на учителя музыки. Игре на балалайке учил императора Вася Андреев. С виду невзрачный и неказистый, а дотронется до балалайки – глаз от него не отвести. Чародей и кудесник.

– Ваше Императорское Величество… Тут малость того… Не ту нотку взяли. Тут фа надобно-с.

– Виноват, – с солдатской покорностью проговорил самодержец всея Руси и, промокнув платком лысину, уткнулся в ноты.