Цесаревич и балерина: роман

После спектакля отец был неузнаваем. Уговорил Матильду погулять по вечернему парку. Зажглись фонари. Дневная жара спала, но в душе Феликса Ивановича разгорался огонь. Он непривычно кутил, заказал в ресторане шампанского в серебряном ведерке со льдом. И это его не остудило. Феликс Иванович так сильно чертыхался по поводу Вирджинии, что умная Матильда всерьез забеспокоилась о бедной маме. А отец все рассказывал, как он нанес визит балерине в театре. При этом сильно путался. То она дала поцеловать ему руку, то щечку, а затем договорился до того, что она будто строила ему глазки…

– Это невозможно. Каждым движением бьет на эффект. – Глаза Феликса Ивановича сверкали молодым блеском.

– Я мечтала бы так бить на эффект.

– Тогда ступай в кафешантан.

– У меня еще есть время подумать над твоим предложением, папа. Я пока еще учусь… Но у меня отныне есть талисман.

…В передней послышался лай собаки и возбужденные голоса. Феликс Иванович осторожно убрал со стола фотографию Вирджинии Цукки, от греха подальше…

– Ой, как хорошо на улице! – слышался звонкий голос Матильды. – Чаю! Мама, ты грозилась торт испечь.

– Он у меня неважно получился.

– Пожалуй, я надоел. Да и пора. Утро скоро. – Барон закашлялся.

– Без чая мы вас не отпустим. К тому же вы обещали мне вальс! – Матильда была в прекрасном настроении. В волосах у нее блестела шпилька Вирджинии Цукки.

Глава четвертая

Придворный арапчонок бешено вращал глазами. Ошалев от радости, он высоко подпрыгивал, словно у первобытного костра. В просторном вестибюле Аничкова дворца солдаты Преображенского полка осторожно втаскивали через узкие двери ветвистую ель. Долго ее искали ее в лесу. И вот такую красавицу нашли – пушистую, с нежной голубизной.

На верхнюю площадку мраморной лестницы высыпали гофмейстерины, фрейлины, дворецкие, камер-лакеи… Все дружно восторгались пушистым деревцем, вразнобой давали солдатикам советы, как лучше его внести, хотя для этого важного дела был приставлен офицер, не первый год исправно доставлявший елку для двора Его Императорского Величества.

Маленькая княжна Ольга, придерживая куклу, едва не покатилась кубарем по парадной лестнице, да, слава богу, ее успел подхватить караульный солдат.

– А Дед Мороз тоже пришел? Принес подарки?

– Он еще в лесу. С зайчишками играет, – объяснил солдат, держа девочку на руках.

– А почему елочку несут? У нее ножки болят?

– У елок ножек не бывает.

– А где же они? – едва не плача спросила Оленька, округлив глазки.

– Не волнуйтесь, ваше высочество… Чисто… Под корешок… Срубили ножку.

Караульный, чтобы успокоить княжну, принялся рассказывать, как елочку эдак острым топориком. Девочка заревела в полный голос. К ней сбежала по лестнице старшая сестра Ксения и, выслушав, поняла, что сестренке очень жалко елочку, ведь в лесу у нее остались папа, мама, сестренки. Ксения стала уверять зареванную сестричку, что елка очень рада повидать дворец и ей не терпится, чтобы ее нарядили, ведь она целый год ждала этого дня. Княжна заулыбалась и, прижав к себе куклу, подумала, что непременно посадит ее подле елки вместе с другими игрушками. У Оленьки это была первая настоящая елка, прошлогодняя не в счет: все веселились, а ее отправили спать. Только подушка знает, как она плакала, а когда в спальню на цыпочках вошла мама, Оленька притворилась спящей… Мама присела на краешек ее кроватки и стала шептать молитву, в которой просила спасти и сохранить ее детей. Оле вновь тогда захотелось плакать, щипало в носу, но на этот раз набегали счастливые слезы от сладких слов молитвы и оттого, что высоко на небесах есть где-то Боженька и совсем рядом – мама…

Августейшая семья обедала. Император обычно за столом шутил, но сегодня был мрачен и даже к серебряной стопочке не прикоснулся. Камер-лакей, случайно встретив тяжелый взгляд государя, едва удержал поднос с супницей. Оленька опоздала и почти бегом устремилась к своему стулу, не выпуская куклу из рук. Император не пропускал случая, чтобы не сделать младшей замечание относительно ее куклы, которую следует оставлять перед входом в столовую. На этот раз он промолчал. Лишь крутил мякиш ржаного хлеба. Дети и мать осторожно переглянулись:

– Что-нибудь случилось? – осторожно спросила императрица Мария Федоровна.

– С чего ты взяла? – глядя в одну точку, пробормотал государь.

– Ты в дурном настроении. Возможно, мне показалось?

Императрица хорошо усвоила: при всех обстоятельствах выручают разговоры о погоде:

– Скорее бы кончились эти ужасные морозы.

– Впереди еще крещенские, – и государь, наконец, потянулся к налитой водке.

За столом слегка оживились, а когда отец семейства опрокинул и вторую, хрустнув соленым огурцом, стало ясно, что тучи идут стороной.

– Ой, и вправду, – оживилась Мария Федоровна. – Сегодня солдаты привезли елку. Прямо из лесу. Такая прелесть!

– А когда наряжать ее будем? – вырвалось у Оленьки.

– Спроси у папы.

Мария Федоровна влюбленно смотрела на мужа, и он приподнял тяжелые веки. Взгляд его был полон нежной ласки. Императрица почувствовала, что у нее горят уши. Рот расползался в улыбке, на щеках заиграли ямочки.