Рассудительные люди сочли, что это справедливо, но при обсуждении поправки к законопроекту, как мы назвали бы это сегодня, Меллий предложил предоставить Помпею право неограниченного расходования финансовых средств империи, использование флота и армии по своему усмотрению, а также право издавать приказы, обязательные для исполнения всеми наместниками провинций.
Цицерон молчал, это его уже не интересовало. Но, хорошо зная Помпея, как человека «двух дверей», то есть готового удрать через черный ход, как мы уже видели, счел, что они зашли слишком далеко в своих восторгах.
На следующий день разгорелись пылкие дебаты по поводу домов Цицерона. Как того, который был сожжен Клодием, так и другого, на месте которого построили храм Свободы и освятили это место.
Возникла проблема, так как при освящении хотя бы части участка в дальнейшем запрещалось частным лицам использовать его, не говоря уже о переносе самого храма или статуй богов.
Собрали суд понтификов, которые постановили: «Лицо, освятившее участок, оказалось не уполномоченным на то, как положено, голосованием в комициях или трибах, поскольку ни комиции, ни трибы не поручали ему поступить таким образом, а посему не будет нарушением божественных установлений продать или купить этот участок и восстановить строения, ранее на нем стоявшие».
О, святой иезуитский закон! Оказывается, ты идешь не только от Игнация Лайолы[292], твое существование теряется во мраке веков.
Итак, проблема эта вызвала жаркие дебаты.
Клодий говорил в течение трех часов, но не смог доказать, что имел право поступить так, как поступил. Народ же Рима, всегда любивший яркие зрелища, решил, что Клодий успешнее владеет мечом, чем словом. Клодия освистали, и декрет был принят.
В нем указывалось, что дом возвращается во владение Цицерону, что портик Катула будет восстановлен на государственные средства; затем было принято постановление о возмещении ущерба в сумме двух миллионов сестерциев за Палатинский дом в Риме, пятьсот тысяч сестерциев — за виллу в Тускуле, двести пятьдесят тысяч — за виллу в Формиях.
Но и Цицерон, и другие порядочные люди сочли, что этого мало.
Клодия низвергли и в Сенате, и на площади, но Клодий был не из тех, кто покорно покидает поле боя. На четвертые ноны ноября он собрал свое «войско», вернее то, что осталось от него с того времени, когда он был трибуном, и напал на строителей и каменщиков, занятых восстановлением дома его противника. Разогнав их, он поджег дом.
Запомните — все это происходило среди бела дня, когда в Риме действовали Сенат, консулы, преторы и трибуны. Правда, как раз в это время Помпей отправился покупать пшеницу.
На пятые ноябрьские иды — новое нападение. Цицерон спускался по священной горе в сопровождении своих клиентов и нескольких стражников, как вдруг появился Клодий и набросился на Цицерона с безумными криками. Его люди были вооружены камнями, палками и мечами. Цицерон, не долго думая, бросился бежать, нашел дверь в дом Тетия открытой и укрылся там вместе с частью своей свиты. Они забаррикадировались и смогли противостоять сторонникам Клодия. Вскоре Цицерон получил подкрепление; Клодий и на сей раз проиграл.
— Я бы мог подослать кого-нибудь убить его, — говорил Цицерон, — но попытаюсь излечить с помощью диеты, хирургическое вмешательство утомляет меня!
Хвастун!
Цицерон допустил ошибку, оставив Клодия в живых, так как накануне ноябрьских ид Клодий задумал поджечь дом Милона, расположенный на обращенном к Тибру склоне Палатинского холма. И это тоже случилось среди бела дня.
Он сколотил банду из оборванцев и рабов и вооружил их мечами, щитами и пиками. Генеральным штабом этого сброда стал дом Фауста Суллы.
К счастью, Милона предупредили; в том же квартале у него было еще два дома: один он купил на свои деньги, другой унаследовал от Анния. В этом втором доме Милон и скрылся вместе с большим отрядом вооруженных людей, позднее отряд сделал ловкий маневр, заставив банду Клодия разбежаться.
Клодий тоже бежал и укрылся в доме Публия Суллы. Дом обыскали с чердака до подвала, но Клодия так и не нашли.
Ни Милон, ни его товарищ Флакк и не думали лечить его диетой, в отличие от Цицерона. Они предпочитали действовать скальпелем.
На другой день после этих событий собрался Сенат. Клодий притих. Милон во всеуслышание обвинил Клодия.
Но собрались комиции, и Клодий был выдвинут кандидатом в эдилы — префекты одного из римских кварталов. Что скажете о таком магистрате?
Если бы Клодия избрали эдилом, его уже нельзя было бы судить. При этом он грозил сделать все, чтобы Рим прошел сквозь огонь и кровопролитие. Таковы были его склонности, его, так сказать, вторая натура.
День выборов настал, но тут Милон объявил, что видел неблагоприятные знамения, поэтому выборы перенесли на другой день. В этот день, задолго до рассвета Милон пробрался на Марсово Поле.