Цезарь

Октавий наклонился, чтобы помочь своему товарищу подняться; и едва он наклонился, удар в спину убил его. Петроний тоже был убит прежде, чем смог встать на ноги. В этот миг и Красс упал со своей лошади. Упал ли он по несчастной случайности, или кто-то ударил его? Этого никто не знает.

Но как только он оказался на земле, один из парфян по имени Промаксатр подскочил к нему и отсек ему сначала голову, а потом руку – правую руку. И вся эта катастрофа была стремительной, как молния; как молния, блеснувшая в тучах.

Потому что оставшиеся на холме солдаты были слишком далеко, чтобы видеть подробности, а из тех, кто сопровождал Красса, часть была убита вместе с ним, Октавием и Петронием. А другая часть, то есть всего три или четыре человека, под шум драки бросились обратно к горе, даже и не думая оглядываться.

Сурена бросил тело Красса здесь же, с любопытством осмотрел его голову и руку, на которой был его перстень, и передал их одному из своих воевод по имени Силлак.

Затем он направился в сторону римлян и, приблизившись к ним на такое расстояние, чтобы его голос был хорошо слышен, сказал им:

– Римляне, война окончена; наш царь гневался за нее только на вашего генерала; потому что не вы, а только ваш генерал хотел этой войны. Так что вы можете спускаться к нам, ничего не боясь; те, кто спустятся, сохранят свою жизнь.

Часть армии снова поверила словам этого человека и сдалась.

Другая часть осталась там, где была, и с наступлением ночи, не имея больше командира, рассеялась по горам.

По отдельности им было легче спастись.

Из них пятнадцать сотен, а может, две тысячи снова смогли достичь границы; из тех же, кто сдался, больше не видели ни одного: всех их перерезали парфяне.

«Говорят, – пишет Плутарх, – что погибло здесь двадцать тысяч, а десять тысяч взяли пленными». Но поскольку пленников никто больше не видел, их можно внести в число убитых.

Перейдем же теперь к эпилогу этой ужасающей трагедии, на которой мы, быть может, задержались чересчур долго, не считая возможным пройти мимо ее драматической и, главное, философской стороны.

Пока все эти события разворачивались неподалеку от Карр, в Месопотамии, царь Ород заключил мир с армянином Артабазом. Одним из условий мирного договора был брак сестры Артабаза с Пакором, сыном Орода. Так что когда в Месопотамии убивали римлян и галлов, в столице Армении был праздник.

Торжества, устроенные по поводу свадьбы парфянского князя и армянской царевны, состояли главным образом в сценических представлениях старинного греческого театра; поскольку Ород, хоть и был варваром, говорил немного по-латыни и очень хорошо – по-гречески, тогда как Артабаз был не только царем, но и драматическим актером; как царь, он создавал историю, а как драматический актер – трагедии.

Так что однажды вечером, когда предназначенные для пиршества столы были уже убраны, и когда трагический актер Ясон из карийского города Траллы исполнял, к великому удовольствию зрителей, роль Агавы в «Вакханках» Эврипида, в двери дворца постучали.

Артабаз приказал выяснить, кто стучал. Один из офицеров вышел и через мгновение вернулся, говоря, что это прибыл парфянский воевода по имени Силлак, который принес царю Ороду хорошие новости из Месопотамии. Царь Ород знал Силлака как одного из приближенных сурены; кроме того, Силлак был одним из вельмож его империи. С одобрения царя Артабаза он приказал ввести Силлака.

Силлак вошел и первым делом простерся у ног Орода; затем, поднимаясь, он отпустил полу своего плаща, и из нее к ногам царя выкатилась голова и рука Красса. Ород сразу все понял без объяснений; и парфяне, присутствовавшие на пиршестве, огласили зал рукоплесканиями и радостными криками. Царь усадил Силлака рядом с собой.

Со своей стороны, актер Ясон, который, как мы уже говорили, исполнял роль Агавы, дошел до сцены Кадма и Агавы, где Агава держит в руках голову Пенфея, которую она в своем безумии принимает за голову льва; так вот, актер Ясон передал голову Пенфея одному из персонажей хора и, взяв голову Красса, вскричал, словно он продолжал играть роль Агавы, но показывая зрителям голову Красса вместо головы Пенфея:

– Я принесла с гор новое украшение для моего тирса, великолепный охотничий трофей. Как видишь, в мою западню попался лев.

И он яростно потряс столь кстати появившимся предметом.

Затем, когда он продолжал свой диалог с хором, и хор спрашивал:

– Кто же нанес ему смертельный удар?

Промаксатр ринулся к Ясону и, вырвав голову из его рук:

– Я! я! сказал он, отвечая стихами Эврипида: «Мой это подвиг».

И действительно, как мы помним, это именно он убил Красса и, убив, отрубил ему голову и руку.

Этот неожиданный эпизод завершил праздник – жутковатый праздник, где боролись друг с другом цивилизация и варварство, трагедия вымышленная и трагедия подлинная. Ород повелел дать каждому из двух актеров по таланту, один талант Ясону и один талант Промаксатру.

Вот так завершилось великое и безумное предприятие Красса, и так был разрушен, в связи со смертью одного из его членов, первый триумвират.