Цезарь

Затем Помпей сложил с себя полномочия; он вернулся, – или сделал вид, что вернулся, – к частной жизни. Откуда взялась эта легкость, с которой он согласился стать просто частным лицом? Юлия умерла около двух лет назад, и Помпей снова был влюблен! В кого же был влюблен Помпей? Сейчас мы вам скажем. В очаровательную женщину, весьма известную в Риме: в дочь Метелла Сципиона, вдову Публия Красса. Ее звали Корнелия.

Она действительно была незаурядной личностью, очень сведущей в литературе и превосходно игравшей на лире; что не мешало ей заниматься изучением геометрии и, в тяжелые минуты, читать философов. Она была то, что сегодня мы, французы, называем «женщина-писатель», и то, что англичане называют «синий чулок».

Эта женитьба заставила покачать головой всех серьезных людей Рима. Помпею было не меньше пятидесяти трех лет; что ему было делать с девятнадцатилетней женщиной, которой по возрасту как раз следовало бы выйти замуж за младшего из двух его сыновей! С другой стороны, республиканцы считали, что по этому случаю он совершенно забыл о шатком положении Республики.

Под правлением новых консулов смута возобновилась. Чем занимался Помпей, пока на Форуме все переворачивалось вверх дном, как в славные времена Клодия и Милона? Он возлагал себе на голову венки из цветов, совершал жертвоприношения и справлял свадьбу. Ну почему Катон все испортил? Консулат Помпея так устраивал Цицерона! так все хорошо было в Риме, пока Помпей был единственным консулом!

Так что когда срок Домиция и Мессалы истек, – я даже не решусь сказать, что он истек до конца, – в головы всех честных людей вернулась идея сделать Помпея диктатором. Заметьте, что Катон, благодаря своему упорному сопротивлению, попал в число бесчестных людей.

И в один прекрасный день снова было предложено провозгласить Помпея диктатором. Но тогда на трибуну поднялся Бибул. Вы помните, кто такой Бибул? Это зять Катона. Итак, Бибул поднялся на трибуну. Все ожидали какого-нибудь пылкого выпада против Помпея. Но кончилось тем, что Бибул предложил снова назначить Помпея единственным консулом.

При этом ему давалась большая власть, но, по крайней мере, она была ограничена законами.

– Таким образом, – говорил Бибул, – Республика выйдет из затруднительного положения, в котором она находится, а мы хоть и станем рабами, но зато лучшего гражданина.

Такое мнение казалось весьма странным для Бибула. Когда же увидели, что Катон тоже встает, все подумали, что сейчас он опять, по своему обыкновению, начнет возмущаться всеми на свете, и даже собственным зятем. Но ничего такого не произошло. К великому удивлению толпы, Катон в полной тишине произнес такие слова:

– Я сам никогда не высказал бы мнение, которое вы только что услышали; но раз это сделал другой, я думаю, вы должны последовать этому совету. Я предпочитаю анархии любую магистратуру, какой бы она ни была, и я не знаю никого более подходящего, чем Помпей, чтобы править среди такой сильной смуты.

Сенат, который ждал только мнения Катона, чтобы принять решение, тут же присоединился к его взгляду.

Итак, было решено, что Помпей будет снова назначен единственным консулом, и что если ему будет нужен коллега, он выберет этого коллегу сам; но только сделать это можно будет не раньше, чем через два месяца.

Помпей был в восторге оттого, что нашел поддержку в человеке, в котором ожидал увидеть противника, и пригласил Катона посетить его в его загородной усадьбе.

Катон явился по приглашению. Помпей вышел к нему навстречу и обнял его, благодаря за поддержку, упрашивая помогать ему своими советами и вообще действовать так, как если бы он делил с ним всю власть.

Но Катон, сохраняя прежнее высокомерие, на все эти любезности Помпея ограничился следующим ответом:

– Мое предшествующее поведение не было вызвано чувством ненависти; мое нынешнее поведение не вызвано желанием угодить тебе. Как раньше, так и на этот раз я руководствовался только интересами государства. – И теперь, всякий раз, когда ты будешь советоваться со мной по поводу твоих частных дел, я охотно дам тебе совет; но что касается дел общественных, то будешь ты меня спрашивать или нет, я всегда буду высказывать свое мнение, и притом публично!

Цицерон же был полной противоположностью Катону: тот, казалось, почитал за честь быть в плохих отношениях со всеми на свете; этот, напротив, прекрасно ладил и с Помпеем, и с Цезарем.

В ноябре 700 года от основания Рима, то есть в пятьдесят третьем году до Рождества Христова, Цицерон писал Аттику: