Цезарь, или По воле судьбы

– Он, я думаю, живет везде. Вверху, внизу, внутри, снаружи, вокруг, около. Я думаю, что и мы – его часть.

Помпей облизнул пересохшие губы и задал главный вопрос:

– Мы будем жить после смерти?

– А-а-а! Извечный вопрос. Попытка соотнести себя с бесконечностью.

– По определению, боги бессмертны. А мы умираем. Но продолжаем ли потом жить?

– Бессмертие – это не бесконечность. У него много видов. Боги живут дольше нас, но бесконечны ли их жизни? Я думаю – нет. Я думаю, бог рождается, а потом возрождается несчетное число раз. А в бесконечности нет изменений. Она не имеет ни начала, ни конца. Что будет за смертной чертой, я не знаю. Но ты, Гней Помпей, без сомнения, обретешь бессмертие. Твое имя и твоя слава будут жить тысячелетия после того, как ты исчезнешь. Разве это не утешительно? Разве не в этом приближение к божественной сути?

Помпей ушел раздосадованный. Вот так всегда! Прижми грека, и ничего не получишь. Своего рода шар. Бесконечность.

Он отплыл из Митилен с Корнелией Метеллой, Секстом и двумя Лентулами, по пути изредка причаливая к островам восточной части Эгейского моря, но нигде не останавливаясь дольше чем на ночь. Никто из знакомых ему не встречался, пока корабль не обогнул Ликию и не причалил к Атталии. Там толклись около шестидесяти отцов-сенаторов из его бывшего окружения. Они ужасно смутились. Но Атталия не подкачала. Она уверила Помпея в вечной преданности и выделила ему двенадцать прочных трирем. Вместе с ними Помпей получил и письмо от Гнея Помпея-младшего, все еще находящегося на Коркире. Как, однако, быстро разносятся вести!

Отец, я разослал такие же письма во множество мест. Прошу тебя, не сдавайся! Об ужасе, какой выпал на твою долю, я узнал от Цицерона. Тот был здесь, но сейчас уже убыл. О негодяй Лабиен!

Цицерон приехал с Катоном и тысячью солдат, оправившихся от ран. Катон заявил, что надо бы переправить это подразделение в Африку, но что сам он, как простой претор, не может взять его под командование при живом консуляре. То есть он недвусмысленно намекнул, что долг Цицерона – возглавить новую волну сопротивления Цезарю. Цицерон, как ты понимаешь, его тут же послал. Он больше не хотел иметь ничего общего ни с сопротивлением, ни с армией, ни с идиотом Катоном. Катон взвился и набросился на обидчика с кулаками. Я еле-еле их растащил. При первой же возможности Цицерон сбежал в Патры, потащив с собой своего брата Квинта, ну и племянника, разумеется. (Квинт с сыном были тогда у меня.) Думаю, сейчас Патры кипят от их ссор. Катон же посадил людей на мои транспорты и отчалил, намереваясь добраться до Африки. К сожалению, путного кормчего я ему дать не мог. Но посоветовал держать корабли носом к югу, а ветер и волны с течением довершат остальное. Африка широка, он куда-нибудь да попадет.

Но его энтузиазм все же уверил меня, что война с Цезарем далеко не окончена. Сопротивление начинает набирать силу. Видимо, в Африке, поскольку все беглецы устремились туда. Мы живы, бодры и все еще господствуем на море. Отец, я прошу тебя, собери, какие получится, корабли и плыви ко мне или в Африку.

Ответ Помпея был краток.