Цезарь, или По воле судьбы

Помпей появился возле Пелузия за два дня до своего пятьдесят восьмого дня рождения и увидел, что старая, заброшенная гавань забита египетскими военными галерами и транспортными судами. Никакой надежды подойти к берегу. Он и Секст в изумлении смотрели на это столпотворение.

– Должно быть, идет гражданская война, – сказал Секст.

– Для меня это обычно кончается скверно, – сказал, усмехнувшись, Помпей. – Надо послать кого-нибудь на разведку, а потом мы решим, как нам поступить.

– Не лучше ли сразу направиться в Александрию?

– Может, и лучше, но мои капитаны говорят, что у нас кончается провизия и вода. Так что надо пополнить запасы.

– Я отправлюсь на берег, – предложил Секст.

– Нет, Филипп.

Секст обиделся. Отец слегка хлопнул его по плечу:

– Ты сам виноват Секст, так что не дуйся. Сколько раз я тебе повторял: изучай языки. Твой греческий жалок, а Филипп родом из Сирии. Он будет здесь как рыба в воде.

Гней Помпей Филипп, рослый, светловолосый вольноотпущенник, внимательно выслушал господина, кивнул и, не задавая вопросов, полез через борт в маленькую лодку.

– На берегу неразбериха, Гней Помпей, – доложил он через пару часов. – Там собралось пол-Египта. Армию царицы и армию царя разделяет лишь гора Касий. В Пелузии говорят, что они вот-вот накинутся друг на друга.

– Интересно, откуда в Пелузии об этом известно? – спросил Помпей.

– Малолетний царь прибыл сюда, а цари просто так не болтаются по захолустьям. Сам он слишком мал, чтобы вести войска в бой. Ими командует какой-то Ахилла. Но очевидно, в Египте сражение без царя не сражение. Поэтому все думают, что оно на носу.

Помпей сел и написал малолетнему царю Птолемею, что хотел бы увидеться с ним.

Остаток дня прошел, а ответа все не было, и Помпей помрачнел. Два года назад это письмо подействовало бы как удар пики в задницу даже для властителей горы Олимп. А теперь какой-то ребенок задвигает его в дальний ящик.

– Интересно, сколько времени положил бы на ожидание Цезарь? – с горечью спросил он у жены.

Она похлопала его по руке:

– Магн, не стоит переживать. Это ведь египтяне, странные люди. У них свой этикет. А о Фарсале тут вряд ли кто знает.

– Не обманывай себя, Корнелия. О Фарсале сейчас, я думаю, уже знают и у парфян.

– Все равно ложись спать. Завтра все прояснится.

Письмо Помпея, отданное Филиппом самому младшему придворному писцу, ползло по ступеням бюрократической лестницы несколько долгих часов и лишь к закату доползло до канцелярии, которой ведал Потин. Писец машинально проверил, цела ли печать, и застыл. Голова льва: ГН ПОМП МАГ вокруг гривы!

– Серапис! Серапис!

Он бросился к секретарю, который помчался к Потину.

– Господин! – крикнул он, протягивая тому свиток. – Письмо от Гнея Помпея Магна!

Одетый в льняное просторное домашнее платье Потин вскочил с ложа, схватил свиток и, не веря своим глазам, уставился на печать. Письмо от Магна! От самого Помпея Великого!

– Пошли за Теодатом и Ахиллой, – приказал он, надламывая красный воск.

Дрожащими руками он развернул свиток и попытался разобрать небрежно-размашистый почерк. Смысл греческих фраз плохо доходил до него.

Когда пришли Теодат и Ахилла, он сидел, глядя в окно с видом на гавань. На пристани еще толпился народ, но Потин неотрывно смотрел на три стоявшие в отдалении триремы.

– В чем дело? – спросил Ахилла.

Он был наполовину македонянин и наполовину египтянин. От первых ему достался рост, от вторых – смуглая кожа. Гибкий и стройный в свои тридцать пять, он твердо знал, что должен разбить Клеопатру. Иначе крах, вечная ссылка, но скорее всего – смерть.

– Видишь эти три корабля?

– С верфей Памфилии, судя по их обводам.

– Ты знаешь, кто на борту одного из них?

– Понятия не имею.

– Гней Помпей Магн.

Теодат вскрикнул и упал в кресло. Ахилла прижал мускулистые руки к груди, точнее, к коже кирасы:

– Серапис!

– Вот именно.

– Чего он хочет?

– Аудиенции у царя. Он плывет в Александрию.

– Царь должен быть здесь, – сказал Теодат, с трудом поднимаясь. – Я приведу его.

Ни Потин, ни Ахилла не протестовали. Царь все равно одобрит все, что бы они ни решили. Зато потом всегда можно будет сослаться на высшее монаршее повеление.

Тринадцатый Птолемей объелся конфетами и чувствовал себя плохо. Но когда ему доложили, кто находится на одной из трех трирем, он мгновенно ожил, глаза заблестели.

– О-о-о! Я увижу его, Теодат?

– Там поглядим, – ответил уклончиво воспитатель. – А теперь садись, слушай и не перебивай нас. Великий царь, – добавил он, чуть помедлив.

Потом сел в кресло и посмотрел на Ахиллу.

– Сначала выскажись ты. Что нам теперь делать?

– Ну, в его письме ничего тревожного нет. Только просьба об аудиенции и о свободном проходе в Александрию. У него три военных корабля и, без сомнения, сколько-то там солдат. Но это не повод для беспокойства. Я думаю, надо дать ему аудиенцию и позволить следовать дальше. Это ведь только формальность. Он так и так поплывет в Африку, к своим друзьям.