Тшай планета приключений.

Эмминк поежился: «Вас спросят — вы и отвечайте. Если спросят меня, скажу, что вы заплатили за проезд в Татише. Так оно и есть, не правда ли? Тогда поинтересуются, зачем вы приехали. Это уже придется объяснять вам, а не мне... Кричите свой номер вслед за мной».

Рейт невесело усмехнулся, но ничего не сказал.

Путь освободился. Эмминк проехал под воротами, остановил машину на красном прямоугольнике. «Сорок пятый!» — выкрикнул он. «Восемьдесят шестой!» — заорал Рейт. Часчмены подошли, стали тыкать жезлами в штабель битой птицы. Один обошел фургон кругом — коренастый, с кривыми ногами, с лицом, сжатым в комок под нависшим лбом, без подбородка (подобно Эмминку), но с маленьким вздернутым носом. Голове придавало нелепый вид искусственное продолжение черепа, переходившее в конус сантиметрах в пятнадцати надо лбом. Свинцовая кожа отливала синеватым оттенком — возможно, косметического происхождения. Короткие толстые пальцы, широкие ступни — все указывало Рейту на то, что часчмен отличался от исходного земного образца гораздо больше дирдирмена Аначо. Привратник безразлично скользнул взглядом по Эмминку и Рейту, отступил на шаг и махнул рукой, чтобы они проезжали. Водитель нажал на рукоятку — машина рванулась вперед по широкой улице.

Эмминк повернулся к Рейту с кислой улыбкой: «Вам повезло — у ворот не было никого из офицеров, синих часчей. Они бы почуяли ваш пот. Куда там — даже я почуял! Люди потеют от страха. Чтобы вас принимали за извозчика, нужно сохранять спокойствие».

«Легко сказать, — ответил Рейт. — Сделаю все возможное».

Они въезжали в Татише. Вокруг, в садах, можно было видеть синих часчей, подстригавших деревья и перемешивавших содержимое творил (глубоких каменных лотков-котлованов, вкопанных в землю) в тенях у вилл с круглыми крышами. Временами до Рейта доносились мимолетные ароматы садов и творил — кисловато-терпкие, пряно-жгучие, запахи жженого янтаря, медового мускуса, несовместимых продуктов брожения, тревожащих то ли отталкивающей, то ли восхитительно изысканной неопределенностью.

Виллы и сады тянулись вдоль дороги не меньше трех километров. Синие часчи проявляли очевидное, странное с точки зрения Рейта пренебрежение к уединению и охране жилищ. Кроме того, возникало впечатление, что хаотическое расположение вилл никоим образом не зависело от близости или отдаленности улиц. В поле зрения то и дело появлялись часчмены, мужчины и женщины, выполнявшие грязную утомительную работу. Изредка Рейт замечал часчменов в сопровождении синих часчей, но работали они всегда отдельно. Если по случайности часчмен и часч оказывались рядом, они игнорировали друг друга — будто представители другой расы не существовали.

Эмминк не высказывал никаких замечаний или наблюдений. Рейт выразил удивление по поводу полного отсутствия внимания к грузовому транспорту со стороны синих часчей. Эмминк ядовито фыркнул: «Опасное заблуждение! Они только прикидываются рассеянными — попробуй незаметно спешиться и зайти в какую-нибудь виллу! Не успеешь глазом моргнуть, как тебя схватят со всех сторон и отведут в ближайший гимназий, из кожи лезть на потеху часчам! А, коварные, лукавые твари! Жестокие до нелепости, нелепые до жестокости! Бедняга Фосфер Аджан, тоже извозчик, попался — вы не слышали? Сошел с фургона, чтобы справить нужду — полнейшее безумие, разумеется. Чего он ожидал? Конечно, часчи пришли в ярость. Фосфера, со связанными ногами, погрузили в бак, заполненный гниющим дерьмом до подбородка. На дне бака установили задвижку. Когда вонючая слизь становилась слишком горячей, Фосферу приходилось нырять, чтобы повернуть штурвал на дне, после чего жижа начинала замерзать. Фосферу оставалось только шарить по дну и вертеть штурвал. Так его поочередно обжигало дерьмом, то горячим, то холодным. Фосфер Аджан, однако, проявил завидное упорство — стоически нырял и вслепую перемещал задвижку. На четвертый день ему позволили вернуться к машине, чтобы он рассказал в Пере о своем проступке. Как видите, характер очередной забавы часчей всегда соответствует поводу для забавы. Более находчивых шутников нет и не было во всей вселенной!» Эмминк лукаво взглянул на Рейта: «Какое правило часчей вы собираетесь нарушить? Я мог бы предсказать, более или менее, их реакцию».

«Я не замышляю нарушений, — ответил Рейт, — просто любопытствую, не более того. Хочу узнать, как живут синие часчи».

«С точки зрения всех, кто им досаждает, они одержимы неуместным остроумием. Говорят, их особенно восхищают проказы с зеленым часчем-самцом и матерым фунгом, сведенными вместе, конечно. Еще, когда им посчастливится поймать дирдира и пнуме, этих тоже заставляют выделывать шутовские номера. Все это, само собой, исключительно для развлечения — пуще всего синие часчи ненавидят скуку».

«Не совсем понятно, почему дирдиры не ведут войну до победного конца, — бормотал Рейт, размышляя вслух. — Ведь они богаче синих часчей, и лучше вооружены?»