– Как и вы, он не принадлежит к культу Механикус, а потому не может быть частью заговора внутри него, – ответил Форшпунг.
– Справедливо, – согласился я, выкарабкиваясь со своего места и придавая своему оружию более удобное положение – то есть такое, при котором я смогу выхватить его без всякой задержки.
Лязгнула кормовая дверь, и воздух вокруг внезапно сгустился, привлекая моё внимание к Юргену, с чувством мгновенного облегчения ступившего на твёрдую землю – выглядел он ещё менее здоровым, чем обычно (для человека, что однажды прошёл мимо стоявших на часах культистов Нургла незамеченным, это немалое достижение[63]
). За ним появился Мори, распрямляясь после пребывания в тесном отсеке, где он сидел, как в каком-то смертоносном шезлонге. Я кивнул ему и повернулся к магосу, что закончил возиться с машиной и тоже ступил на запятнанный камнебетонный пол ангара.– Где мы сейчас?
– В одном из самых святых мест Эвкопии, – неожиданно ответил Мори, широким жестом указывая на стоявшие челноки, видавшую виды «Аквилу» и странной формы пятна на стенах и полу. Мой порыв рассмеяться в ответ был подавлен тоном его голоса и эхом, которое тот произвёл в этом высоком и широком зале. Лицо Отвоевателя было совершенно серьёзным.
– Тогда для меня честь быть здесь, – ответил я скорее вежливо, чем правдиво.
– Это честь и для нас – Мори формально преклонил колени, глядя в сторону иконы Омниссии, занимавшей дальнюю стену, – единственной примечательной особенности этого зала.
– И для нас также, – согласился Форшпунг, повторив жест космодесантника, после чего повёл нас к выходу. Не скрою, этот разговор удивил меня, но причина странно собственнического отношения Мори к месту, которое я сперва принял за святилище Механикус, стала ясна, когда мы завернули в коридор. Вместо толпы техножрецов и сервиторов (не говоря уже о путающихся под ногами КОТах), которую я ожидал увидеть, нам встретились обычные люди – едва ли половина из них была аугметирована, да и у тех имплантаты скорее были средством справиться со старыми ранами, подобно моим указательному и среднему пальцам на правой руке. Они выделялись среди закутанных в красно-коричневые рясы техножрецов – их бело-жёлтые одеяния и мундиры мгновенно выдавали, кто это такие, даже если вы не поняли очевидного по их почтительному отношению к Мори.
– Орденские крепостные, – сказал Юрген, что удивился не меньше моего. – Давно я их не видал.
– И правда, – согласился я[64]
, вежливо кивая одному из них, что был удивлен встрече не меньше нас.– Этот завод обеспечивает своей продукцией Отвоевателей, – сказал Форшпунг. – Хотя мы встроили его в эвкопийскую инфраструктуру, договор объявляет его феодом ордена[65]
.– Которым Адептус Механикус продолжает управлять для нас, – заключил Мори. Сделка показалась мне честной – в конце концов, культ Механикус ревниво оберегает своё священное знание и очень неохотно отдал бы производство в чужие руки, какими бы тесными узами ни были связаны техножрецы и технодесантники Отвоевателей; Астартес же мало интересуются чем-либо, кроме истребления врагов Императора.
– Хотя в данный миг управляют не настолько эффективно, как хотелось бы любому из нас, – добавил магос и получил кивок от брата-сержанта.
– Насколько сильно не выполняется план работ? – спросил я, чувствуя себя достаточно уверенно, чтобы говорить более свободно. Конечно, один из нескольких снующих вокруг техножрецов мог оказаться заговорщиком, но это крайне маловероятно – лишь самые умелые и верные могут ступать во владения ордена, не говоря уже о том, чтобы работать там, а у Отвоевателей были столетия, чтобы научится распознавать скрытые признаки ереси[66]
.– Полагаю, не слабее чем на заводах для вас, – ответил Мори, ведя нас в тихую боковую комнату. Я помнил манеру Отвоевателей украшать внутренние помещения с тех пор, как я гостил на одной из их боевых барж[67]
дольше, чем хотел, так что легко узнал переговорную, как только её дверь скользнула в сторону. Помещение явно подготовили для нас заранее – на столе в центре комнаты стоял включенный мерцающий и потрескивающий гололит.– Танны, сэр? – спросил Юрген, немедленно проходя к стоящему в углу самовару, откуда шёл безошибочно узнаваемый аромат этого напитка, а также немного беспокоящее шипение и бульканье. Ещё одно доказательство (если бы мне таковые требовались), что меня здесь ждали – Отвоеватели, с которыми я служил, знали о моей привычке к танне, и специально позаботились приготовить её[68]
.