При этом он учтиво поинтересовался, не желаю ли я разделить с ним трапезу. Я поспешно отказался, ссылаясь на плотный ужин. Он не настаивал. Громко проглотив последний кусок и допив вино, Бедари повеселел. Как легко переходят молодые люди от одного расположения духа к другому, и как своеобразно реагирует юный организм на такие простые и даже примитивные вещи, как наполнение желудка! Ведь ничего, ровным счетом ничего не изменилось в положении юного дригмига. Он по-прежнему находился в подземно тюрьме, над ним по-прежнему довлело обвинение в страшном преступлении, а значит самая жизнь его находилась под смертельной угрозой. Но вот, он поел — причем ему подали не какие-то изысканные блюда, а краюху черствого хлеба и кувшин воды, сдобренной толикой дешевого виноградного вина. И вот, пожалуйста — насколько можно было видеть в полумраке камеры, щеки его порозовели, глаза заблестели, а на губах то и дело появляется тень улыбки! Поистине, человек — самое странное творение подлунного мира, и размеры тела тут не имеют ни малейшего значения.
Дождавшись, когда тюремщик унес пустую миску, я вышел из-за ножки топчана и продолжил расспросы.
— Скажите, — спросил я, — вот вы говорите, что помирились с фрискандом. Примирение тоже произошло в присутствии ваших друзей?
— Увы, нет, — ответил Бедари. — Ни у меня, ни у моих друзей не было больше настроения играть, так что вскоре они ушли, а я хотел вздремнуть. Но сна не было, и я решил еще раз переговорить с Цисартом.
— Вам это удалось?
— Конечно, — сказал дригмиг. — Я пошел к нему, дал слово, что ничего подобного не говорил. Фрисканд сказал, что верит мне. Мы пожали друг другу руки, и я вернулся к себе.
— Цисарт был у себя в комнате один? Никто вас не видел в тот момент, когда вы беседовали?
Бедари покачал головой.
— Нет, — ответил он. — Я не заходил в комнату фрисканда. Я постучал, когда он открыл дверь, я сразу же заговорил. Возможно, у него кто-то был, но я никого не видел. В коридоре казармы тоже никого не было.
— Ну, а сегодня? С чего вдруг вы пошли на то место? — спросил я.
— Я получил записку — от фрисканда, чтобы я срочно пришел на лужайку в парке. Когда же я пришел, Цисарт был мертв, и в его спине торчала моя шпага.
— А кто передал вам записку от него?
Бедари покачал головой.
— Этого я не знаю, — ответил он. — Сменившись с караула, я лег спать. Когда проснулся — увидел рядом с кроватью записку.
— Вы так крепко спали, что не слышали, как кто-то вошел к вам в комнату? — недоверчиво спросил я.
— Да. я действительно спал очень крепко, — признался Бедари. — Не знаю, почему. Может быть, потому что, прежде чем лечь спать, выпил два кубка вина.
— И где же эта записка? — поинтересовался я.
— Не помню. Кажется, я оставил ее в комнате.
Более ничего путного молодой человек сообщить мне не смог. Пора было покидать его камеру и приступать к самостоятельным поисками истинного убийцы. По моей просьбе, Бедари осторожно поднял меня к отверстию в двери. Толщина двери составляла ни много ни мало — два фута, так что я спокойно встал на нее как на крепостную стену, а затем осторожно пролез между прутьями решетки, походившими на мощные колонны римского или греческого храма. На краю мне пришлось остановиться в растерянности. Я не подумал, что мне придется спуститься с высоты, примерно равной 50 футам. Между тем, ушедший тюремщик мог вернуться каждую минуту. Я лихорадочно искал выхода. Прыжок с такой высоты был бы, без сомнения, чистым самоубийством, а никаких приспособлений, которыми я мог бы воспользоваться, у меня не было.
Позади меня послышался шепот: «Грильдриг!» Я оглянулся и увидел, что Бедари привязывает к крайнему пруту решетки что-то вроде каната. Подбежав, я увидел, что он связал вместе два плетеных шнура, украшавших его камзол. С помощью этих шнуров я легко спустился вниз — правда, ладони мои горели, ибо шнуры эти оказались куда грубее корабельных канатов.
— Удачи! — шепотом пожелал мне Бедари. — И спасибо тебе, Грильдриг. Даже если ты ничего не сможешь сделать, — с этими словами он отошел от двери, чтобы случайно не привлечь внимание тюремщика.
4
Я оказался в подземном коридоре. Факел, закрепленный на высоте примерно 70 футов, едва освещал стены, оставляя пол почти в кромешной тьме. Я осторожно двинулся вперед. Выбоины в каменном полу мало беспокоили охранников или узников, но для существа моих размеров являлись серьезным препятствием. В темноте, вдоль обеих стен, угадывалось движение каких-то тварей. Скорее всего, то были крысы, которые могли посчитать меня легкой добычей. На всякий случай, я обнажил тесак и прибавил шагу.
Какое-то время отвратительные грызуны не тревожили меня. Я вполне спокойно и относительно быстро преодолел ту часть коридора, которая вела от крыла с темницами к лестнице. На это у меня ушло не более полутора часов.
У первой ступеньки я остановился в изрядном смущении. Ее высота составляла никак не меньше 8 футов, и вскарабкаться на нее без чьей-либо помощи, значило карабкаться по отвесной каменной стене.