Цианид

Я вдруг вспоминаю все те слова, что шептал мне Митчелл, когда отвоевал меня у родителей и повез домой: про Барселону, про панамку с фламинго и шорты с арбузиками. Каждый раз мне хочется и плакать, и смеяться одновременно.

– Закрой глаза, – говорит Софи, помогая мне поудобнее устроиться на диване. – Вообрази место, в котором ты бы хотела оказаться прямо сейчас. Представь его в деталях. Я дам тебе десять минут.

Мне даже воображать это место не надо. Оно и так стоит у меня перед глазами: мы с Митчеллом коротаем отпуск в Испании и только что проснулись в номере с видом на фантастическую Саграда Фамилию. На маленьком балкончике стоит столик, а на нем – цветы, чашки и наш завтрак. Нам принесли медовые чуррос и черный кофе. Мы всю ночь занимались любовью и так устали, что теперь еле шевелимся. Пытаемся проснуться, попивая кофе. Несколько крошек упало Митчеллу на грудь и пресс, и я наклоняюсь и подбираю их губами. Утреннее солнце купает нас в своих лучах, я хочу обнять весь мир, хочу кричать на всю Барселону, что я влюблена. «Собирайся, – говорю я Митчеллу. – Мне нужно успеть показать всей Барселоне своего шикарного парня!» Он смеется и отвечает: «Подожди, для пущей красы я должен надеть свои шорты с арбузиками!»

Не выдерживаю, открываю глаза раньше положенного срока. Воображаемая картинка так хороша, что хочется напиться.

– Расскажешь? – просит Софи, и я рассказываю.

Она постукивает пальцем по подбородку и спрашивает:

– А теперь скажи, что мешает тебе воплотить эту мечту в жизнь? Дай мне пять причин, почему это невозможно, а потом мы проверим, реальны ли эти причины.

– Первая. Я просто ненавижу отели.

– Ты ненавидишь воспоминания, в которых был некий отель. Но не все отели!

– Вторая. Я не могу заниматься любовью.

– Пока что. Но нет ни одной причины полагать, что это навсегда.

– Третья. Я не встречаюсь с Митчеллом.

– О, вовсе не обязательно встречаться с кем-то, чтобы провести уикенд в Барселоне.

Я невольно хохочу, закатывая глаза.

– Софи, ты просто прелесть.

– Это взаимно, – кивает она. – Что там дальше?

– У меня все тело в шрамах.

– Люди без ног занимаются любовью. Люди без рук занимаются любовью. Ветераны войны, между прочим, тоже. Твои шрамы – это часть твоей личной истории. Напоминание о том, что ты выжила. Это символ продолжения жизни, а не окончания. Это трещины, залитые золотом.

– Кинцуги, – говорю я, наслаждаясь тем, что именно Митчелл когда-то рассказал мне об этом искусстве.

– Именно. Многие думают, что кинцуги – это просто изысканный способ починки разбитой посуды. Но на самом деле это еще и философия принятия недостатков и изъянов. В нашем обществе царит культ совершенства: совершенных тел и совершенных изобретений. А все, что не совершенно, вызывает гнев и стыд. Мы маскируем шрамы, растяжки, стыдимся трещин и следов ремонта, прячем повреждения, избавляемся от всего, что сломано или перестало быть идеальным. А кинцуги напоминает нам, что смысл не в совершенстве, а в исцелении. Что даже если ты разрушена, разбита, травмирована – ты по-прежнему можешь жить, быть прекрасной, нужной и счастливой.

Софи просит меня назвать пятую причину, и я говорю, что боюсь провала. Не переживу еще один.

– Мы с тобой здесь, чтобы он не случился, – заключает Софи. – Все остальное – детали. Послушай, Ванесса, твое желание исполнится. Я не могу сказать наверняка, когда, в каком месте и с кем – это тоже детали, но ты точно окажешься в этом моменте – в моменте абсолютного счастья, баланса и удовлетворенности.

Софи – профессионал с огромным опытом в лечении посттравматического синдрома, работает с жертвами насилия всю свою жизнь, и я подозревала, что ее услуги стоят немало. Но Митчелл, который нашел ее и все устроил, сказал, что это благотворительная программа и Софи консультирует меня бесплатно. Я же была так наивна, счастлива и воодушевлена терапией, что поверила этому.

Только осенью, закончив курс, я узнала, что Софи консультировала меня вовсе не по благотворительной программе. Ей заплатили по полной стоимости. Митчелл отдал все свои сбережения, чтобы оплатить этот курс. Чувствовал ответственность за меня и пытался помочь хотя бы так, раз уж не смог никак иначе.

И еще я узнала, что он успешно сдал экзамены в медицинский, но в итоге так и не был туда зачислен, потому что не внес оплату за обучение.

* * *

У мистера О’Коннелла участливое, приятное лицо, но холодные, пристальные глаза. Он не из тех, кого легко разжалобить или впечатлить. Он – ректор Королевского Хирургического колледжа, куда Митчелл поступал летом.

Я только что выложила ему всю правду о том, почему Митчелл не смог внести оплату за первый семестр, и теперь готова умолять его принять Митчелла обратно. Семестр уже начался, но мне удалось добиться аудиенции с ректором только сейчас, в октябре, до того он был занят.