Цианид

– Можно, – ответил он, разглядывая мое лицо. Словно пытался понять, кто это говорит с ним: я или мои таблетки. – Как только тебе станет лучше, ты сразу можешь прийти ко мне и выбрать себе мою самую лучшую часть. Я приготовлю ее для тебя и разогрею.

– И какую же часть ты для меня разогреешь? – рассмеялась я, пристально разглядывая его губы.

– У меня есть много… вкусных. Вы точно не уйдете голодной, мисс.

– Это радует. Обожаю, когда… много и вкусно. И долго, – добавила я, не слишком задумываясь над тем, что говорю.

Митчелл рассмеялся.

– Ты и правда забавная под этими таблетками.

У меня в голове пронеслась мысль, которую я тут же озвучила:

– Может, мне стоит в следующий раз заручиться их помощью, когда я решу снова прийти к тебе? Мне кажется, они не только помогают от боли, но и немного… раскрепощают.

– Нет, – сказал Митчелл. – Тебе не нужно раскрепощаться. У тебя все в порядке с чувственностью, Ванесса. Тебе нужно просто заново научиться доверять. А это не сделают таблетки. Только время и нежность.

Митчелл снова поднял меня на руки и понес на кухню. И пока он запекал на гриле булочку с сыром и варил мне кофе, у меня в мыслях продолжали звучать сказанные им слова: «время и нежность».

* * *

Ближе к вечеру боль усилилась. Мне снова стало так плохо, что я едва могла говорить. Митчелл, не желая оставлять меня одну, лег со мной рядом, и весь вечер мы провели на одной кровати. Что-то немыслимо приятное заключалось в его близости. Хотелось раствориться в его прикосновениях. Чтобы он был тем элементом, который будет окружать меня всюду, как водород или углерод.

Сквозь полудрему, уже после того, как мы погасили свет, я почувствовала, как он снимает мою руку со своего плеча и тихо встает.

– Митчелл? – позвала я.

– Да?

– Останься со мной этой ночью. Побудь рядом.

Я знала, что панических атак сегодня не будет. Я была слишком вымотала и обессилена, чтобы чувствовать хоть что-то, кроме усталости.

– Не хочу беспокоить тебя, – ответил Митчелл. – Не волнуйся, я буду совсем рядом. Позови меня, если вдруг что.

– Все равно хочу, чтобы ты остался. Сегодня мне не будет страшно. Мне так плохо, что любая потенциальная угроза кажется скорее избавлением. Даже если бы меня сейчас бросили в клетку к людоеду, я бы тут же полила себя майонезом и посыпала петрушкой. Мол, ешь и покончим с этим.

Митчелл рассмеялся, но спорить не стал. Сходил умылся, принял душ и вернулся ко мне в пижамных штанах и футболке. Я кое-как тоже сумела принять душ, прицепила к трусам самую большую прокладку во вселенной и вернулась в спальню.

Я забралась под одеяло, прижалась к плечу Митчелла и вдохнула чистый запах его одежды, дезодоранта с нотками цитруса. Положила ладонь на его грудь, наслаждаясь его присутствием и теплом. Его рука скользнула под мои плечи, притягивая меня к нему. Несколько минут мы лежали в полной тишине, слушая едва различимое трепетание секундной стрелки на часах. Потом, сама не вполне отдавая отчет своим действиям, я запустила руку под его футболку и провела пальцами по коже.

Вверх, к яремной ямке. Вниз, к прессу. Снова вверх. Моя ладонь коснулась его соска и нащупала в нем крохотный металлический «гвоздик».

– Ого, – прошептала я, – круто. А у меня, кстати, тоже кое-что проколото.

– Что? – спросил он.

– Клитор.

– Серьезно? – спросил Митчелл, вдруг охрипнув. Он и правда на секунду поверил мне.

– Нет, – рассмеялась я. – Разве я похожа на женщину, у которой может быть пирсинг в клиторе?

– Да.

– Ты шутишь.

– Если пирсинг в клиторе – это свидетельство раскованности и сексуальности, то я вполне могу представить тебя с ним, так как считаю тебя сексуальной, – ответил он.

– Спасибо, – пробормотала я, по-прежнему играя с «гвоздиком» и лаская ладонью его грудь.

– Несса, – выдохнул Митчелл, перебирая пальцами мои волосы. – Если ты хочешь, чтобы сон покинул меня, то ты на верном пути.

– Прости, – прошептала я, разглядывая в полумраке его лицо. – Не могу остановиться. Твоя кожа как бархат.

– Неужели?

– Да. Хочешь узнать, на что похожа моя?

Его смех прозвучал низко и хрипло. Так мог бы смеяться серый волк, которому ягненок предложил погладить его кудряшки.

– Спи уже, пожалуйста, – прошептал он мне в ухо, но цепная реакция уже запустилась: он был заинтригован. Его рука дотронулась до моей и заскользила выше: по плечу, по ключице, выше к шее. Большой палец коснулся моей щеки, потом губ, исследуя и дразня. Мне хотелось, чтобы его пальцы проникли в мой рот и наша игра зашла чуть дальше, чем мы планировали…

– Ты – шелк, – прошептал мне Митчелл, убирая руку. – И с тобой нельзя обращаться иначе, чем с шелком.

Я чувствовала его эрекцию бедром, он даже говорить не мог толком – так был возбужден. Но стоило мне притронуться к нему сквозь ткань штанов, и он остановил меня. Поймал мое запястье и отвел в сторону.

– Я не могу делать все это с тобой, пока ты под таблетками, – сказал Митчелл, перемещая руку на мои лопатки и прижимая меня к себе. – Не хочу, пока ты такая уязвимая. Утром вещи могут выглядеть иначе, чем ночью. Сейчас не время и не место для того, чтобы… зайти так далеко.