– У меня такое ощущение, что меня выбросило из автобуса на резком повороте – ну и он поехал дальше, а я осталась лежать на обочине со сломанной шеей. И еще он сказал, что у меня озлобленность на мужчин. Меня и правда так воспринимают, Магда? Сказать слово в защиту женщин – это автоматически означает ненавидеть мужчин?
– Господи, что?! – рассмеялась Магда, нервно затягиваясь. – Что за дичь! Если бы ты была обозлена на мужчин, то не встречалась бы с Митчеллом, а нашла себе симпатичную, горячую подружку, – закончила она. – Логично?
– Спасибо. Мне нужно было услышать это.
– Секретничаете без меня?! – донеслось до нас, и мы увидели Эми, комично перескакивающую через лужи в лакированных туфлях.
– Что ты, какие секреты! – воскликнула Магда. – Разве что малюсенькие секретики.
– Выкладывайте!
Я пересказала Эми все, что сказал Эндрю, содрогаясь чуть ли не на каждом слове.
– Нет у тебя озлобленности на мужчин, – фыркнула Эми. – Иначе бы ты дел с ними не имела. Жила б не тужила, а все потребности решала бы большим, красивым дилдо.
Я рассмеялась так громко, что наверно даже Эндрю услышал в своем кабинете.
– Именно, – подтвердила Магда. – Не обязательно ради потребностей заводить себе целого мужчину. Можно взять только отдельные детали, отлитые из резины, которые после использования поместятся в ящик. И, в отличие от цельного мужчины, будут вести себя наилучшим образом.
– Клуб мужененавистниц предлагаю считать основанным, – сказала Эми.
Только они и спасли мой день. А после работы еще и затащили в паб через дорогу для «психологической реабилитации». После двух стаканов пива мне стало так хорошо, будто мужчин никогда не существовало. Шутка. Пожалуй, я бы не хотела жить в мире, в котором бы не было Митчелла. Или других добрых, надежных, адекватных парней, которых вовсе не мало. Силиконовым дилдо не решить потребность в ласке и понимании, которые нужны нам как воздух.
Митчелл забрал меня из бара после одиннадцати, невозмутимо реагируя на молчаливый восторг моих подруг. Они уже заочно любили его после всех тех пьяных комплиментов, которыми я осыпала Митчелла еще до его приезда. Ну разве что член его не описала, слава богу, сдержалась…
– Как ты? Лучше? – спросил он, наклоняясь ко мне в машине и горячо целуя.
Еще днем я позвонила ему и рассказала про разговор с Эндрю, так что он был в курсе.
– Гораздо лучше. Не знаю, как будет завтра, но сегодня все мои печали потонули в «Гиннессе». А твой поцелуй снова сделал этот день идеальным.
– Всегда пожалуйста, – ответил Митчелл и повторил то, что уже раз десять сказал по телефону: – У тебя прекрасные статьи, сильные темы и великолепный стиль подачи. И если Эндрю не в состоянии оценить их и предлагает тебе начать писать на развлекательные темы, то стоит послать его к чертям собачьим.
– Я не могу потерять работу, сам понимаешь.
– Потерять и правда было бы фигово, а вот сменить на другую – почему нет? Может, пришло время начать писать для более серьезных изданий? Уверен, в мире полно таких, которые с радостью прислушаются к твоему голосу.
– Думаешь? – только и смогла ответить я, внезапно чувствуя такой прилив благодарности и радости, что захотелось высунуть голову в окно и запищать.
– Уверен, что скоро тебе станет тесно в этом журнале. Не сегодня, так завтра. Так что нет смысла грустить из-за выводов Эндрю. Забудь о них вообще. Тебя ждет большое будущее, и тебе не стоит прогибаться под чужое мнение.
– Спасибо, Митчелл, – сказала я, шмыгая носом, страшно тронутая его поддержкой.
– Возьми эту статью, которую он отверг, и отправь в… где бы ты мечтала опубликоваться?
– «New York Times», «Vogue», «Cosmopolitan», «Vanity Fair»… Но, господи, даже не знаю, каковы шансы пробиться туда.
– Кажется, я снова слышу неуверенность.
– Да, это снова я, маленький жучок-журналист, на которого сегодня наступил сапог главреда.
Митчелл положил руку на мое колено и ласково сжал.
– Давай договоримся, – сказал он. – Ты прекращаешь транслировать в космос свою неуверенность, а я сделаю тебе дома какао, и мы вместе примем душ. Как тебе такой план?
– Предложение, от которого невозможно отказаться.
– Странно, что мы с тобой еще ни разу не поссорились, – сказала я Митчеллу, когда мы покончили с поздним ужином. Он убрал посуду в посудомойку и принялся варить мне какао. Я благодушно следила за ним, как кот за мышкой. Митчелл снял свитшот и остался в футболке, аппетитно облегающей его плечи.
– А должны? – спросил он.
– У всех случаются ссоры. Мой телефон мог бы разрядиться, и ты бы часа два не мог связаться со мной. Или я могла бы пролить кофе на твои учебники. Или сбежала бы к родителям после ссоры.
– И что, по-твоему, я бы сделал? – усмехнулся Митчелл, ставя передо мной кружку с какао, густо посыпанным маршмеллоу и политым шоколадным соусом.
– Разозлился, – сказала я.
– Из-за чего? Книг и разряженного телефона? – улыбнулся он, словно не понимая.
– Ну, не знаю. Есть же что-то, что могло бы вывести тебя из себя?