Вечерами низкий столик гостиной обычно заставлен бутылками. После второго дня я не участвую в коллективных попойках. Валера и Миша – самые тренированные и могут пить больше всех, а мне, наоборот, очень быстро надоедает.
– Когда Женя первый раз сел за руль, – рассказывает Юра Длинный, пока мы болтаем утром, перед началом рабочего дня, – он не проехал и двух метров – сразу чуть не зацепил соседнюю машину.
– А потом сказал нам, что у него зрение минус шесть, – добавляет Миша. – И он при этом не носит ни очков, ни линз.
– Дело не в зрении, – прищурившись, говорит Женя, – просто не смог прочувствовать габариты машины.
– Сибирь позоришь, – говорит Миша.
Все смеются. Как я успел заметить, отношение к Жене в компании снисходительное. Над ним постоянно подшучивают, и никто не воспринимает его всерьёз.
Хотя Женя лучше остальных говорит по-английски, а его кругозор значительно шире, чем у быдловатого Валеры, дворового гопника в спортивных штанах, которому не хватает только семечек, Женю почему-то уважают меньше всех. Мне и самому кажется, что этот парень странноватый. Или, может быть, он здесь просто белая ворона? Тех, кто совсем не пьёт, в компании русских студентов в Америке не понимают. В России таких обычно называют «не свой». Но для меня это не критерий оценки, и сам я легко нахожу общий язык со всеми ребятами, кроме Валеры.
Мимо проходит дедушка, немного полноватый, с короткими седыми волосами. Морщинистое лицо, из-за которого я дал бы ему не меньше семидесяти, странно резонирует с уверенной походкой здорового человека.
– Привет, – улыбаясь, говорит он по-русски.
– Здравствуйте.
Мне казалось, что русскоязычное население Норфолка составляет примерно десять человек – все те студенты, что живут со мной или в соседнем доме.
– Я почти ничего не вижу вблизи – астигматизм, – говорит Юрий Николаевич
– Хорошо. Когда? Сейчас мне нужно работать.
– Я обычно здесь бываю во второй половине дня. Приходи, когда сможешь, тогда и поедем.
Когда Юрий Николаевич уходит, Юра Длинный говорит:
– Мы один раз видели его тут. Он тоже продаёт мороженое, у него два своих фургончика, кажется. А Майкл почему-то разрешает ему пользоваться гаражом бесплатно.
Сегодня перед работой проходит планёрка. В гараже около двадцати пяти человек. Я познакомился с ребятами из соседнего дома: казахом, двумя москвичами и двумя ирландцами. Остальные собравшиеся – смуглокожие и говорят на испанском.
Женя болтает с мексиканцами.
– Ты говоришь по-испански?
– Да. У меня это второй язык. Я учусь на лингвиста.
– В моём универе на лингвистов учатся только девки, – говорит Студент.
Наконец появляется Майкл. Он въезжает в гараж на блестящем новеньком квадроцикле. Босс долго и смачно газует, показывая всем мощность своей игрушки, и делает пару кругов вокруг нас.
– Ребята, мы начинаем собрание, – говорит Грувер. – Для всех новеньких: меня зовут Майкл, и я король мороженого в Норфолке, а скоро стану королём и всей Вирджинии. Ваша работа – продавать мороженое. Как можно больше. Каждое утро вы берёте пятьдесят долларов мелкими купюрами – на сдачу. Каждый вечер ставите фургон и подключаете к электричеству холодильник, чтобы не разморозился за ночь. Те, кто ещё не ездил, сначала несколько дней работают с опытным продавцом.
Я понимаю почти всё, что говорит Майкл. Кажется, он уже привык общаться с теми, кто плохо знает английский, поэтому использует простые фразы, а слова произносит отчётливо.
Майкл подходит к мексиканцу по имени Мануэль:
– Вот ты сколько вчера заработал?
– Сто пятьдесят долларов.
– Сто пятьдесят – это неплохо. А ты? – Майкл обращается к Видалю.
– Почти двести.
– Это отлично! Берите пример с этого парня.
Следующий на очереди Студент.
– Что у тебя?
– Сто.
– Сто – это плохо. Минимум, который вы должны привозить, это сто двадцать долларов. Ещё раз повторяю: сто двадцать – это минимум. Сто пятьдесят – это хорошо, двести – отлично.
Майкл Грувер смотрит на нас, чтобы убедиться, все ли поняли, что он сказал. В толпе слышатся утвердительные возгласы:
– Поняли, поняли, о'кей.
– Кроме этого, я хочу, чтобы вы помнили, что здесь у нас собрались люди не только из Мексики. Нельзя называть их всех «мексами». Здесь есть люди из Коста-Рики, Сальвадора, Панамы, Гватемалы. Никаких «мексов»!
– А что, есть конфликты на национальной почве? – шёпотом спрашиваю я у Юры Длинного.
– Нет. Ни разу не видел.
Действительно, испаноговорящие мороженщики отлично ладят с русскоговорящими – каждое утро мы весело и беззаботно общаемся друг с другом на смешанном английском, испанском и русском.
– Когда я сказал, что из Казахстана, Майкл спросил, где это, – говорит казах Мирас. – Но он так и не запомнил название страны, поэтому называет меня русским, как и всех остальных.