Цифровые грезы

– Да, без проблем, – он едва удержался, чтобы не спросить, кто этот мужчина на фотографии.

В голову пришла трагичная история любви с… женатым мужчиной? С кем-то из начальства? Исабель – женщина загадочная и скрытная, она никогда не заводила бесед на личные темы. Может, просто пыталась держать дистанцию с подчиненными? А может, дело не только в этом. Впрочем, что зря терять время на бесплодные попытки угадать истину.

Себастьян уже готов был выйти из кабинета, как вдруг вспомнил о первоначальной цели своего визита и остановился. Исабель нервно взглянула на него. Наконец, он заговорил:

– Не знаю, правильно ли то, что я делаю. Думаю, мне было бы спокойнее, если бы я имел более полное представление о том, как будет использоваться моя работа. В противном случае… не знаю, смогу ли продолжать заниматься этим делом.

Исабель вышла из-за стола и приблизилась, остановившись в полуметре от Себастьяна и приложив палец к губам, словно призывая его к молчанию. Себастьян огляделся. Их снимали? Записывали голоса?

Казалось, Исабель готова открыть ему что-то важное. Она поколебалась и сказала:

– Обещаю, в свое время вы все узнаете, – ее голос звучал наполовину предостерегающе, наполовину тревожно. – Подождите несколько дней. Не будьте так нетерпеливы.

И все? Себастьян просто почувствовал, как Исабель прикусила язык. Что она хотела ему рассказать?

Исабель жестом попросила его уйти, и вот он снова спускается по лестнице, теперь с растерзанными фотографиями в руке.

На следующий день Себастьян шагал по Цитадели в свое подземелье под аккомпанемент раздающегося из-за многочисленных дверей (коридоров здесь было значительно больше, чем он подозревал ранее) техно и отражающегося от стен эха собственных шагов. Он думал о Никки и о Исабель и не знал, что делать. Из туалета вышли двое молодых ребят с меланхоличным выражением на лицах. Они даже не подняли на него взгляд – наверное, и не заметили. «Потому что Pantone[40] не врет», услышал Себастьян, проходя мимо. За последние несколько недель, пока он безвылазно сидел в своей работе, его вечерний необитаемый остров превратился в густонаселенный подземный мегаполис. Основная масса его жителей была моложе Себастьяна, и все они погружались в мир своих компьютеров, чтобы то тут, то там подправить шероховатости довольно длинного периода времени, о котором практически ничего не знали – в те годы они в лучшем случае еще вовсю пускали слюни и сопли. Постепенно внесенные ими исправления накапливались, неспешно, но неуклонно меняя общую картину прошлого, день за нем приближаясь к тому моменту, когда от оригинала не останется и следа.

Из-за двери послышался чей-то знакомый голос. Себастьян подошел ближе и напряг слух.

Действительно, очень знакомый голос. Мужчина произносил с балкона зажигательную речь, сопровождаемую постоянными ударами ладоней по перилам. Кто?…

Это был энергичный голос Монтенегро.

Себастьяну удалось разобрать отдельные слова – «антипатриоты», «приобщаться», «быть» – и, основываясь на этом каркасе, попытался составить адекватную фразу. Но после слова «быть» кто-то останаваливал запись и отматывал пленку назад, чтобы через несколько секунд Монтенегро опять повторял то же самое. Снова и снова, пока Себастьян не почувствовал, что от этого напористого тона ему стало не по себе, и он уверился в твердости и суровости произносимых слов, которые так и не сложились в цельную фразу.

Что он говорил? Он вдруг решил, что загадочная фраза замыкала круг творящихся в Цитадели таинственностей и вела прямиком к центру происходящего. Он стоял у ворот оракула и слышал пророчество Сивиллы. Осталось только его расшифровать, чем он тут же и занялся. В итоге Себастьяну удалось заполнить еще пару пустых клеток в его личной версии игры в виселицу по теме «Наш проект». В этот момент за дверью послышались приближающиеся шаги – пришлось прерваться.

По пути в кабинет на Себастьяна снизошло прозрение: нужно было сосредотачиваться не на самом пророчестве, а на том, каким способом оно было передано. И это привело его к фундаментальной истине, к которой он пришел бы и раньше, если бы задействовал хоть каплю банального здравомыслия: кто-то, как и он, манипулировал фотографиями Монтенегро, кто-то – записями его голоса во время произнесения речей и деклараций, а кто-то – почему бы и нет – его видеозаписями. Исабель затронула эго, тщеславие Себастьяна и заставила его поверить, будто он – центральная фигура проекта, а на самом деле он не более чем одна из пешек.

Себастьян был потрясен. Он вернулся к себе. Страшно болела голова и хотелось курить – ему было нехорошо, и он понимал, что бросит работу в Цитадели.

У дверей его поджидала женщина в очках – она занимала соседний кабинет. Фиона. Он не видел ее с тех пор, как их представили друг другу.

– Я вот думаю… – проговорила она, разглядывая носки своих туфель.

– Да?

– Я вот думаю…

– Вы думаете.

– Милая безделушка. Аметист?

– Да. Это жены.

– Играть с формами так легко – невзначай забываешь, что на самом деле играешь с чувствами. Я вот думаю, а если…

– Что «если»?

– Ладно, забудьте.