Останавливаюсь передохнуть и закуриваю сигаретку. Как-то сами собой вспоминаются где-то читаные слова: «Природа — книга не для нас. Ее листы необозримы, и мелок шрифт для наших глаз», Передохнул, иду дальше.
Кругом поле пшеницы, по пояс в которой стоят китаянки, напоминающие египетских сфинксов своей манерой повязывать платками головы. Они убирают созревший хлеб. Жарко. Солнце приближается к зениту. Прибавляю шаг и иду навстречу шуму речной волны Янцзы. Вот и мол — устье Хуанпу. Весь внешний рейд Усуна перед глазами. Грозно поглядывают из фортов крепости береговые дальнобойные пушки. На станционной мачте порта подняты три шара: прилив начался. Вдали, за Усунским молотом, стоят три китайских крейсера, как раз на том самом месте, где простояли мы первых восемь месяцев по приходе в Шанхай. От мола Пудунского берега, выбирая якоря и поднимая паруса, отваливают десять китайских шаланд и, пользуясь приливным течением и ветром «галфит», уходят в Шанхай делать свой «бизнес». Сверху по Янцзы бегут речники, гудками пронзительных свистов разгоняя с фарватера парусные джонки. С моря, рассекая воду, идет полным ходом красавец «Шанхай Мару», пронзительным свистком сирены требуя себе дорогу, и поворачивает за «входной бакен» в Хуанпу. С внешнего рейда открывается мощный японский крейсер с золотой хризантемой на носу и, подняв на фок-мачте китайский национальный флаг, уходя в море, салютует двадцатью одним выстрелом. Это — салют нации поднятому флагу китайской нации.
Не успело эхо подхватить последний выстрел, как на одном из китайских крейсеров взвился японский флаг и последовал ответ в 21 выстрел. Это китайцы отвечали на приветствие японской нации. Затем следует обмен салютами адмиралам. Последние выстрелы уходящего крейсера доносились все глуше и глуше и, наконец, японский гость, оставив за кормой дымовую ширму, зарылся в горизонт. Так живут и работают люди.
Погруженный в размышления о жизни я лег в траву в тени берегового куста и задумался. Желтые волны Янцзы лизали камни волнореза и с шумом разбивались об вцементированный берег. Седая, как лунь, старуха-Янцзы, аккомпонируя моему настроению, убаюкивала меня, и я забылся в мыслях. Очнулся, когда услышал за кустами шаги приближающегося китайца с тяжелой ношей на коромысле, который в такт своим мелким эластичным шагам жалобно припевал: «Ой-и-хо, ой-и-хо!». Солнце уже миновало зенит, было часа два, я встал и двинулся обратно.
После проведенных наедине с природой часов я подходил к лагерю совершенно другим: душа была спокойна, сердце уверенней билось и разум просветлел. Надоевшие мне люди не казались такими противными, как это было несколько часов назад; я мог говорить с ними и в этом разговоре находил что-то интересное, новое. Я чувствовал в себе прилив энергии, силы и выдержки. Я отдохнул, несмотря на то, что совершил прогулку в десять верст, подкрепился нравственно и готов был снова принять на свои плечи тяжелый крест изгнания, лишений и труда.
С новой решимостью, с подкрепленной верой я вернулся на «Охотск» и, надев на себя лямки, впрягся в бичевую жизнь русского воина-изгнанника.
Публикации журнала в 1994 г.
КАФЕДРА ЦИГУН
∙ Я стремлюсь утвердить истинное понимание цигун (цигун-доклад
∙
∙
∙
∙
∙ «Отклонения» во время занятий цигун ...№ 2
∙ Холистическое представление о человеке в теории цигун ...№ 3
∙ «Пять циркулирующих» и «шесть энергий» ...№ 5–6
МАСТЕРА ЦИГУН
∙
МЕТОДИКИ ЦИГУН
∙
∙
∙
∙
∙
УШУ
∙