«Цигун и жизнь» («Цигун и спорт»)-06 (1991)

Вся человеческая жизнь, таким образом, есть стремление проявить свободу. Вся природа — включая и само Солнце, Землю, вращающуюся вокруг Солнца, и Луну, вращающуюся вокруг Земли, — есть движение к этой цели. «Ради этой цели сияет солнце и луна; для этой цели дуют ветры и гремит гром, для той же цели бродит неслышными шагами смерть». Все одинаково стремится к ней. К ней идут святой и грешник, щедрый и благотворитель и самый низкий скряга, величайший деятель, кругом сеющий добро, и отъявленный лентяй; и никто из них не может остановиться. Один отступает на этом пути чаще, чем другой, и его мы называем слабым, другой — реже, это человек сильный. Хорошее и дурное не две разные вещи, но одно и то же, и разница между ними не в роде, а только в степени. Итак, если деятельность всей вселенной только проявление силы свободы, то, применяя это заключение к предмету нашего специального исследования религии, находим, что вся религия состоит также из одного утверждения свободы. Возьмем самую низшую форму религии, в которой поклоняются предкам или жестоким и свирепым богам. Чему обязана происхождением идея о почитании этих богов и предков? Мысли, что они выше природы и не связаны, подобно нам, майей. Понятие о природе людей, чтущих таких богов, конечно, очень слабое, и их боги обладают свойствами, соответствующими такому понятию. Человек не может пройти сквозь стену комнаты, не может более как на секунду отделиться от земли, летать по воздуху и принимать другой вид; боги же, которым поклоняется грубый человек, могут проходить сквозь стены, летать по воздуху и изменять свой вид. В философском смысле это значит, что они выше природы, как ее знает поклоняющийся, т. е. эти способности указывают на их свободу. У тех, кто поклоняется более высоким существам, мы находим то же самое утверждение свободы. По мере того как взгляд на природу расширяется, расширяется также и понятие о душе, и мы приходим к тому, что называется монотеизмом, где мы имеем майю, или эту природу, и также кого-то, кто выше всей майи и кто дает нам надежду освободиться от нее. Там, где впервые появляются монотеистические идеи, начинается веданта.

Философия веданты требует дальнейших разъяснений. Она говорит, что идея о Душе высшей, чем майя, и независимой от нее, о Том, Кто влечет нас к себе и к Кому мы все вырабатываем себе путь, — что идея эта очень хороша, но что понятие о Нем, хотя прямо и не противоречит разуму, недостаточно ясно, что представление о Нем туманно и темно. Последователь веданты хочет того, о чем говорит ваш гимн: «Ближе к Тебе, мой Боже». Этот гимн вполне подходит к ведантисту, только он изменил бы в нем одно слово и сказал бы: «Ближе ко мне, мой Боже». Цель очень далекая, находящаяся вне природы и влекущая всех нас к себе, переносится, не делаясь менее возвышенной, все ближе и ближе, пока не окажется совсем около нас: Бог в небе становится Богом в природе, Бог в природе — Богом внутри храма в нашем теле; Бог, живущий в этом храме, становится самим храмом, и Тот, Кого мудрецы искали во всех этих местах, становится душой и телом человека, откуда и исходят последние слова, могущие научить нас. Веданта говорит, что голос, который вы слышали, говорил правду, но вы ошибались в направлении, по которому он доходил до вас. Тот идеал свободы, о котором вы слышали, верен, но вы думали, что он находился вне вас, и в этом была ваша ошибка. Переносите его все ближе и ближе к себе, пока не увидите, что он всегда был внутри вас, был сущностью вашего «Я». Свобода была вашей собственной природой, и майя никогда в действительности не связывала вас. Природа никогда не имела над вами власти Как испуганное дитя, вы думали, что она душит вас, и освобождение от нее было вашею целью.

Но мы должны не только понимать эту свободу умом, но ощущать ее гораздо более определенно, чем воспринимаем этот мир. Тогда мы будем свободны. Тогда, и только тогда, исчезнут все недоумения, будут успокоены все тревоги сердца и исправлены все заблуждения; тогда исчезнет иллюзия множественности, и природа и майя, вместо того чтобы быть ужасными безнадежными грезами, как теперь, станут прекрасными, и наша земля из настоящей тюрьмы превратится в театральную сцену. Все опасности, помехи и страдания будут как бы обожествленными и обнаружат свою истинную природу, находящуюся в скрытом состоянии позади всего и составляющую сущность всех вещей, то Одно, которое все они представляют и которое есть Он, мое собственное истинное «Я».

(Продолжение следует)

Пространство свободы и просветления [3]

С. Ю. Ключников