Он проснулся с криком, невольно сжав метлу и не сразу понимая, где находится. Крылья забились, но Тао не мог взлететь, только отскочить в угол, нервно оглядываясь. Вслед за испугом пришла боль, обнявшая виски огненным кольцом, и маленький дэви застонал. Его мутило, кружилась голова, но вокруг не было ни странного дракона, ни страшной Тени, ни той живой погани из камня.
– Плохой сон?
Из другого угла комнаты, играясь с каким-то омерзительным многоногим насекомым, на него смотрела Ида. Её рыжие волосы окончательно спутались, а глаза горели в темноте, точно у кошки. Икнув, Тао замотал головой. Это был совершенно лишний жест, вызвавший новый виток острой боли.
– Так… Приснилась старая история. И голова раскалывается.
– Кувшин пустой валяется. Наверное, у тебя похмелье.
– По… что?
– У людей всегда болит голова, когда они пьют много вина, – Ида вдруг как-то незаметно оказалась перед ним, положила когтистые пальцы ему на колени и требовательно заглянула в глаза Тао. Дэв невольно вздрогнул. – Какие они, сны?
– Эм… Разные. Иногда яркие, иногда страшные. И наоборот. Отец говорил, что во сне душа отдыхает, вот и фантазирует всякое. А у вас…
– …Нет души, да, – Ида посадила дэву на плечо многоножку и покачала головой. – У нас есть Тень. Это одна душа на всех, дэв.
– Неправда!
– Правда.
– Тень не перерождается, Тень извращает. Ваша Бездна – это просто… просто.
– Ну? – Ида выглядела совершенно серьёзной, и только братья знали, что она просто не может перестать смеяться про себя от речей Тао. Этот птенец был очаровательным.
– Ошибка! – кричать тоже было невероятно плохой идеей. Тао стиснул зубы и стал оглядываться: есть ли где-то рядом кувшин с водой?
– Слова Юнсана. А он повторяет Юня. А Юнь уже ничего не повторит, – Ида хихикнула, встала, отряхнула шаровары и, пританцовывая, закружилась по дому Цена. – Не цените речь, пташки. Вот и городите всякое, придумываете, изворачиваетесь, а потом голова болит. Зато чешуя яркая, крылья пушистые, глаза слепые, а уши глухие. Смешно.
– Я тебя совсем не понимаю.
– Вот и я о том же. Не это искал? – Ида ткнула пальцем в один из кувшинов, и Тао, кое-как встав в полумраке, подобрался к нему, чтобы жадно сделать глоток…. и тут же выплюнул всё на пол.
– Вино! Фу! Ты… Да ты!..
– Клин клином, – хихикнула Ида, следя за Тао. – Знаешь же, как дрова рубят? Застрянет клинышек, не расколет полено, – так только другим и выбивают. Вот и вас так же.
– Где вода, Ида? – взмолился совсем обезумевший Тао.
– В речке. Хочешь пройтись? – девочка моргнула и хмыкнула. – А я-то хотела рассказать тебе, какой ты полезный клинышек.
– Пить… Прошу тебя. Пойдём, – Тао мрачно наматывал цепь на руку. – Не рассказывай мне новых тайн, пожалуйста.
– Так это даже не тайны, глупенький, это – истины для щенков. Ладно, братья говорят, что ты помрёшь от жажды. Опять они заняты, а мне следить.
– Тебя Цен послал?
– Да нет. Но у них свои дела, а ты смешной. Или хочешь гулять один?
– А можно?
– Да кто же запрещает? – Ида пожала плечами. – Сораан большой.
– И ты отстанешь?
– Нет. Пока ты смешной.
– Небо…
Из дома он выбрался с опаской, расчихавшись от пыли и впервые радуясь полумраку Сораана – от света голова раскалывалась ещё больше. «Клинышки» Иды, – или как она там говорила про полено? – совершенно не помогли: жажда мучала дэва. А маленькая рыжая девчонка шла за ним, кружась на ходу и мурлыкая что-то под нос. Она сумасшедшая, наверное, если действительно Первая. Это же сколько ей лет?
– Первая, а ты… Знала Юнсана маленьким?
– Недолго, – Ида подцепила коготками фонарик. – Смешной был. Знаешь, вы любите это… Как же Цен говорил? А! «Обречённость», вот! Река направо.
– Спасибо. С чего это ему быть обречённым?