Циян. Сказки тени. Том 1

«Именем его величества Императора, волею Неба вступившего на престол, всемилостивейшего, да славится его правление десять тысяч лет, я, начальник гарнизона форта Илао, цзюэ Цинь Кан, согласен на проведение переговоров через три дня у стен форта. Империя милостива к варварам и согласна вернуть пленника в обмен на дань, принесённую Линьцаном с уважением и почестями. Великая Империя Хань требует от варварского народа мешок оленьей ягоды и мешок горицвета».

Закончив это высокое послание, Кан поставил печать, свернул бумагу, обвязал её самой красивой лентой и отдал молчаливо ожидавшему ворону.

Он многое бы отдал, чтобы посмотреть на лицо Лина, когда тот ознакомится с грабительскими условиями договора.

***

Тем временем, пока Кан приводил форт Илао в порядок после Шествия, его отец тоже получил послание. Амань развернул письмо уже дома, бегло скользя взглядом по строчкам, истинный смысл которых был понятен только ему. Само письмо выглядело совершенно безобидной просьбой дальнего родственника о помощи, такие обычно выбрасывают, даже не читая. Но Цинь-старший спустился в подвал, положил бумагу на пол, щёлкнул пальцами – и письмо вспыхнуло и истлело, оставив на полу мелко подрагивающие следы от крошки чанкинских кристаллов, что, тлея, открывали совсем другие иероглифы.

«Её величество Императрица Чанкина, рассмотрев Ваше предложение, милостиво соглашается на предложенные условия. Вашей семье будет предоставлена защита; любые обвинения, выставленные Ханьской династией, не будут признаны Императрицей. За Вами сохранится статус цзюэ, покуда Вы исполняете взятые на себя обязательства. Императрица обещает сделать исключение в законе «О проклятых» для Вашей семьи на десять поколений вперёд».

– Вот и славно, – Амань стёр тлеющую крошку кристаллов, уничтожая послание, и мрачно оглядел подвал. – Думаю, это займёт пару лет.

Не то, чтобы он решился на государственную измену сразу. В конце концов, они с Императором буквально выросли вместе. Это можно было бы даже назвать дружбой, если бы главной причиной их взаимопонимания не было обоюдное осознание, что ни одному из них не суждено подпустить кого-либо ближе, чем на расстояние вытянутой руки. У Императора не могло быть друзей. У шэнми тоже. Как ни странно, в своё время это действительно помогло им наладить работу. Император достиг абсолюта власти в своём доме далеко не простым сидением во дворце – Амань прекрасно знал, как легко летят головы и сыплется яд, если его величеству что-то нужно. Император, в свою очередь, понимал, что придворный шэнми скорее упивался кровавым следом собственной силы, чем испытывал, – хотя бы условно, – угрызения совести. Неважно, как долго он мог сокрушаться о бремени контроля над демонами, о скорби по жертвам и о тяжких решениях, которых требуют тяжкие времена.

Небо над империей слишком давно было мирным. Они старели, а напряжение росло. Сколько он ещё сможет участвовать в подковёрных войнах, прежде чем объявится умник, который выскажет светлую мысль о том, что пора бы расторгнуть опасный и ненадёжный союз? И сколько сил осталось у Империи, чтобы противостоять соседям?

Амань слишком хорошо знал положение вещей в армии и всё больше склонялся к тому, что ему самому следует сменить цвета и найти новый дом, достаточно безопасный, чтобы его дети могли спокойно вырастить внуков, не боясь быть казёнными вместе с ним. Чанкин казался наилучшим выбором. Теперь осталось расплатиться за сотрудничество, а потом… Потом он разберётся на месте. Главное, успеть первым в этом змеином гнезде, которое по недоразумению зовётся Лояном.

***

В тот же вечер пришло ещё одно письмо, которое тут же было скомкано Цинь Сюин и брошено в угол. Потом она всё же подняла его и перечитала, чтобы порвать и выругаться словом, совершенно непозволительным для почтительной дочери из благородного дома.

«Дорогая Сюин, отец всё-таки вызвал меня домой. Не имею ни малейшего понятия, зачем я ему, если рядом столько братьев, но, боюсь, в этом есть и их вина. Я буду писать тебе так часто, как смогу: ты ведь почти ничего не знаешь о наших краях? Постараюсь вернуться в столицу, как только представится случай. Время, проведённое с твоей семьёй, было удивительным. Во всех смыслах. Пожалуй, я никогда не видел чего-либо хоть немного похожего. Это пугает, но только поначалу. Передай моё бесконечное уважение твоему отцу и удар палкой Кану, коль скоро он вернётся из своей северной глуши.

Чжан Вэй».