Читаем Цикада и сверчок (сборник) полностью

«В последнее время вы ведете себя весьма странно. Я дергаю-дергаю, а вы все спите и спите. Нужно бы к веревочке колокольчик привязать. Такой ма-аленький колокольчик из чистого серебра». Вот такие затеи приходят ей в голову. А теперь вообразите себе осеннюю ночь и звон этого серебряного колокольчика, поднимающего мужа с постели. Очень грустная эта музыка получается.

Ранко практиковала привязывание мужа за ногу. В то же время она была поклонницей совсем другой музыки – весьма далекой от дребезжания колокольчика, приводимого в движение дрожащей и болезненной рукой. Ранко танцевала в кафе-шантане. И хотя с наступлением осени становилось все холоднее, а ее раскрашенное тело на пути от гримерной к сцене успевало покрыться гусиной кожей, под звуки джаза довольно скоро ее пудра промокала от пота. И тот, кто чересчур внимательно наблюдал за движениями ее ног, будто бы живших своей отдельной и беззаботной жизнью, вряд ли мог представить себе, что бечева соединяла их с одним-единственным мужчиной. Я говорю «соединяла бечева», но на самом-то деле это именно Ранко привязывала мужа за ногу.

Было уже десять вечера, когда Ранко залезла в ванну при гримерной. Только четыре дня из десяти она могла позволить себе такое. В остальные шесть репетиции заканчивались в два, в три, а то и на рассвете. И хотя в ее доме возле парка Асакуса проживало немало людей из театрального мира, все равно в час ночи парадную дверь запирали на «собачку», так что открыть ее можно было только изнутри.

В гримерной Ранко как-то нечаянно обмолвилась:

– Мы живем на третьем этаже и делаем так: спускаем из окна веревку. А веревку он привязывает к ноге. Я снизу подергаю – он проснется и откроет мне дверь.

– То есть ты живешь с настоящим канатом?

(«Канатом» в театральном мире называют мужчину, который живет за счет женщины.)

– Ранко, ты говоришь ужасные вещи. Ты только вообрази себе. Вот я подергаю за веревку, а он подумает, что это ты, и откроет дверь. Он ведь со сна ничего не соображает. До самой постели меня доведет. Надо будет попробовать. Неплохая идея.

Ладно бы над ее секретом подсмеивались только в гримерной. Но – вот ведь неудача! – о нем стало известно и неким юным хулиганам. Они получали контрамарки за то, чтобы со своей галерки хором выкрикивать имена соответствующих актрис. Такое у них было занятие. И вот они-то и решили подергать Ранко за ее секрет.

– Слушай-ка внимательно. Какие-то наглецы вознамерились подергать сегодня за нашу с тобой веревочку, – сообщила мужу Ранко по телефону из гримерной.

Муж сонно промямлил:

– Вот как… Ну что ж, поднимаю ее наверх.

– Нет, подожди, у меня есть идея, – засмеялась Ранко. – Ты только пойми, это, конечно, юные разбойники. Но они ведь вызывают на бис и меня. Так что они работают на мою славу. И я хочу их отблагодарить по-умному. Ты им на свой конец веревки привяжи чего-нибудь вкусненького. Ну, например, булочку. Эти ребята, наверное, ничего с утра и не ели. Доставим им удовольствие. Пусть говорят, какая я добрая – моей славе это не повредит.

– Хорошо. – Нищий поэт на другом конце провода утвердительно зевнул, хотя у него не было денег даже на то, чтобы купить простого хлеба. Он осмотрелся. В комнате не было ничего подходящего, кроме букета цветов, который достался Ранко в театре. Ну что ж, посмотрим, обрадуются ли озорники цветам, а не булке.

Когда один из этих веселых хулиганов со всей силы дернул за веревку, она подалась на удивление легко, и к ним спустилось нечто завернутое в газету. Они задрали головы – окно на третьем этаже было затворено. Они развернули газету – там были цветы. Это были искусственные цветы, надерганные мужем Ранко из букета. Мальчишки обрадованно закричали:

– Шикарно, ну ты даешь, Ранко! Здорово придумала, уважаем!

– Нужно завтра эти цветы бросить ей на сцену!

Каждый мальчишка засунул себе по цветку за отворот кимоно, рукава отвисали под тяжестью искусственных цветов.

– Ребята, а с чего это мы взяли, что это фокусы Ранко?

– И вправду. Она ведь еще в гримерной.

– Тогда это проделки ее мужа.

– Еще лучше!

– Он ведь как-никак поэт!

Как бы то ни было, но на следующий день цветы были брошены к ногам Ранко.

Однако Ранко не была бы актрисой в Асакуса, если бы она возвращалась домой так поздно только из-за ночных репетиций.

Со своими коллегами она частенько заходила в одну закусочную в веселом квартале Ёсивара, где сакэ подавали до трех ночи. Бывало, что клиент приглашал ее и в какое-нибудь более освещенное заведение. Про все это было прекрасно известно нашим озорникам. После того, как они получили в подарок цветы, их симпатии были на стороне мужа.

– Давайте-ка проучим ее. Кто-то из нас пойдет прогуляться с ее мужем. Другой в это время поднимется к ним в комнату, соберет сверток с ее одеждой и косметикой и привяжет его. Когда она пьяная вернется домой и дернет за веревочку, к ее ногам упадут ее пожитки. Вместе с записочкой: «Хватит, мне надоело, убирайся!»

Приготовления были закончены. Ранко прогуливалась вместе со своим клиентом. И вдруг откуда ни возьмись – мальчишка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих комедий
12 великих комедий

В книге «12 великих комедий» представлены самые знаменитые и смешные произведения величайших классиков мировой драматургии. Эти пьесы до сих пор не сходят со сцен ведущих мировых театров, им посвящено множество подражаний и пародий, а строчки из них стали крылатыми. Комедии, включенные в состав книги, не ограничены какой-то одной темой. Они позволяют посмеяться над авантюрными похождениями и любовным безрассудством, чрезмерной скупостью и расточительством, нелепым умничаньем и закостенелым невежеством, над разнообразными беспутными и несуразными эпизодами человеческой жизни и, конечно, над самим собой…

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Самозванец
Самозванец

В ранней юности Иосиф II был «самым невежливым, невоспитанным и необразованным принцем во всем цивилизованном мире». Сын набожной и доброй по натуре Марии-Терезии рос мальчиком болезненным, хмурым и раздражительным. И хотя мать и сын горячо любили друг друга, их разделяли частые ссоры и совершенно разные взгляды на жизнь.Первое, что сделал Иосиф после смерти Марии-Терезии, – отказался признать давние конституционные гарантии Венгрии. Он даже не стал короноваться в качестве венгерского короля, а попросту отобрал у мадьяр их реликвию – корону святого Стефана. А ведь Иосиф понимал, что он очень многим обязан венграм, которые защитили его мать от преследований со стороны Пруссии.Немецкий писатель Теодор Мундт попытался показать истинное лицо прусского императора, которому льстивые историки приписывали слишком много того, что просвещенному реформатору Иосифу II отнюдь не было свойственно.

Теодор Мундт

Зарубежная классическая проза