Цикады

— Не он первый. — Ее глаза снова от него сбежали, и он снова для нее исчез.

«Так и есть».

Алина вернулась в класс на свое место. Когда-то ее место было рядом с ним. Так велел Геннадий Ильич: садись к Костенко, у него свободно. От нее пахло вишневым вареньем, и он почему-то сразу расслышал этот запах. Она улыбнулась ему несмело и сказала: привет, меня зовут Элина. Или Алина, как тебе больше нравится. Алеша, сказал он в ответ, хотя тогда уже пытался переучить всех на Алекса, потому что Алекс — это круто, а Алеша — это пацан из книжки, который нажрался конопли и стал разговаривать с выдуманными человечками, но почему-то для нее он хотел быть Алешей, и та часть его, что оставалась Алешей, все еще хотела сидеть вместе с той Элиной, но, кажется, та часть исчезла навсегда.

Наконец объявился Геннадий Ильич — со своим обычным опозданием в десять минут, «академическим», как он любил приговаривать. Билан, не обращая на него внимания, тыкал в телефон с мерзкой ухмылкой, показывая экран Славе.

— Так, я напоминаю, что пользоваться гаджетами на уроке запрещено. Вы что, хотите, чтоб я, как у маленьких, отбирал?

Билан не услышал, как всегда, а Геннадий Ильич быстрым движением выхватил у него телефон и случайно прибавил громкость. Класс обдало вздохами. Алина сидела ужасно прямо, будто ее пригвоздило к месту указкой. Геннадий щелкнул по телефону, и наконец все затихло.

— Вот тебе и биология, — выдала Слава с осуждающим вздохом. — Папе бы не понравилось.

— Антон же обещал мастер-класс по размножению, — захихикал Билан.

Дверь открылась, на пороге появился Антон:

— Извините, проспал.

Грохнул смех — нервный, неловкий, смех невольных свидетелей, которых превратили в соучастников, а они этого еще не поняли.

— Ну все, сука. — Алекс вскочил с места, подошел к Антону и с разворота вписал в эту наглую богатую морду.

Антон покачнулся и упал на колени, Алекс толкнул его, вдавил колено в живот и принялся лупить, не разбирая куда, — чтобы запомнил, чтобы знал, как нельзя с девушками, как нельзя ему, как нельзя с ней. Он быстро понял, что дракой здесь не пахнет, а пахнет лишь ментоловым лосьоном после бритья, и только разозлился. Антон валялся, как мешок, прикрывая лицо — это личико, которое ему было так жалко, жальче Алины, так что Алекс извернулся, чтоб попасть в эту рожу, но стоило ему занести кулак, как раздалось:

— Алеша!

Он резко опустил руку и развернулся к Алине: та качала головой и смотрела на него — на него, а не мимо. Алекс встал, Антон приподнялся и вытер нос рукавом толстовки — вышло так, что даже пятна крови у него растеклись по нежно-бирюзовой ткани красиво. Специально ведь старался небось, под цвет глаз надел, петушок.

Геннадий Ильич, стоя в стороне, сказал очень тихо — и от этого страшно:

— К директору. Оба.

Они сидели в приемной с полчаса. Геннадий Ильич несколько раз пытался прорваться, но секретарша Катя за столом, мило улыбаясь, все повторяла: у Марии Дмитриевны совещание с департаментом. Геннадий Ильич бесился, в итоге вскочил и распахнул дверь:

— У нас тут криминал. Может, соизволите все-таки?

Из кабинета донесся злой бубнеж. Геннадий Ильич прикрыл дверь снаружи, беззвучно выругавшись.

Они терпеть друг друга не могли, это все в школе знали. Геннадий работал здесь дольше Марии и часто вспоминал ее предшественника, Олега Петровича, которого разжаловали после дурацкой истории с перепутанными бумажками: шедшая на золотую медаль получила низкий балл на ЕГЭ, а завуч не перепроверила данные и объявила ее со сцены в числе медалистов. Конечно же, сразу поднялся шум, Олега Петровича прополоскали в соцсетях, даже в коррупции обвинили, а виной всему было чужое головотяпство. Однажды Геннадий прямо сказал, что эта история с медалью слишком похожа на подставу, а Марию давно на это место целили. По ней сразу видно, что защита у нее есть. Из таких, как папочка Алексеева, например.

Геннадий яростно застучал пальцами по телефону. Через несколько минут с порога пахнуло увядающим горьким цитрусом — вот и Леночка объявилась. Она оглядела всю компанию, но кивнула почему-то только Антону. В кабинет Марии вломилась по-семейному, без стука:

— Мама, там…

Через пару минут открыла дверь и кивнула: заходите.

«Вот так вы всё и решаете».

Еще одна маменькина дочурка с вечно извиняющейся улыбочкой. На словах психолог, на деле непонятно кто. Сегодня на замене сидит, завтра по экскурсиям катается, потом на контрольных следит за порядком, а говорят, еще и на учителей постукивает, не просто же так она на занятия приходит и что-то себе в блокнот записывает. Конечно, ее никто не любит с этим вечным мамканьем. Только Геннадий с ней водится, и то чтобы к Марии хоть так подобраться.

Когда они вошли в кабинет, директриса ахнула:

— Алексеев, что с тобой?!