Цикады

На Алекса едва глянула, поморщившись. На лице читалось досадливое «опять ты». Он действительно был здесь не впервые — и, кстати, сюда его водили еще к Олегу Петровичу, который молча на него смотрел без всякого осуждения, а потом тихо заговаривал, рассказывал о своем детстве, показывал фотографии жены, внука, ровесника Алекса, и от этого тихого уважительного разговора Алексу (тогда еще только Алеше) становилось совестливее, чем если бы его стыдили. За разбитое стекло, подбитый нос или испачканный пиджак соседа.

С Марией не то, ей лишь бы все по форме было. Кабинет под себя перелопатила, сдала в утиль старую деревянную стенку, избавилась от ковров, так что теперь здесь даже пахнет иначе — духами, тяжелыми, по-женски навязчивыми. И всюду стекло — как в прижизненном музее: чтобы показать со всех сторон статуэточки, грамотки. Олег Петрович у себя ничего не выставлял, только в учительской. Говорил, нечего хвастаться: не его заслуга — школы.

Они расселись вдоль стола — все как провинившиеся школьники. Геннадий сидел насупленный, Мария верещала, Леночка поглядывала на Алексеева с озабоченностью — еще бы, за его побитую красивую рожу богатый папочка и с нее, и с ее маменьки три шкуры снимет.

Мария по кругу спрашивала, что случилось, но Алексеев молчал. Хоть на это совести хватило.

Тогда она переключилась на Геннадия, как всегда делала это с учителями, — не стесняясь школьников.

— Что у вас за класс такой, — она шипела. — Одни наркотики прямо в школу притаскивают, другие обыск устраивают, а мне потом родители названивают. Теперь еще это. Доверили вам новичка, а вы и здесь не можете проконтролировать. На собственном же уроке, Геннадий Ильич!

Она продолжала в том же духе, а Геннадий сидел красный, сцепив руки в замок, и наверняка мысленно придушивал директрису ее же цепочкой с крестиком. Алекс вновь почувствовал себя невольным зрителем чужого спектакля, не предназначенного для посторонних глаз и ушей, — с той разницей, что Мария так уж точно не считала. Леночка сидела рядом с Геннадием, опустив голову, — Алекс вдруг заметил серебряную прядь в ее волосах. А сколько, собственно, Леночке лет?

Вдруг она вклинилась в поток материнской речи:

— Ма… Мария Дмитриевна, давайте вернемся к ребятам. Мы же здесь по этому вопросу собрались.

— Руки пожимайте, — процедила Мария, прооравшись.

Антон скрестил руки на груди, Алекс демонстративно убрал свои под стол. Тогда Мария треснула рукой по этому самому столу так, что звякнули статуэточки в шкафу. Леночка вздохнула:

— Я полагаю, мне стоит провести консультации. Алексеева надо было изначально… адаптировать, а с Костенко… мы уже работали.

Работа заключалась в том, что он молчал, а она заполняла журнал. Алекс подозревал, что так Леночка и работает — это у них бумажный семейный подряд, можно сказать.

Антон посмотрел на нее и быстро произнес:

— Хорошо.

И, опустив глаза, попросил:

— Только отцу не говорите.

— Я обязана поставить его в известность, — покачала головой Мария.

Алекс, скривившись, хотел спросить, доплачивают ли Леночке за консультации, но не стал. На выходе она кивнула:

— Костенко, отведи Антона в медпункт. Он наверняка не знает, куда идти.

«Как же вы все с ним носитесь».

1 день после

— А что скажешь про эту Елену Сергеевну? Чем она у вас вообще занималась?

— Она-то здесь при чем? — На все у него был один ответ.

Алекс скрестил руки на груди.

Толбоев сделал мысленную пометку: и ее защищать взялся.

С чего бы это?

37 дней до

До медпункта они шли молча — Антон впереди, Алекс чуть поодаль. На повороте Антон замер — действительно не знал, куда дальше. Повернулся со вздохом:

— Что еще за тема с видео?

«Совсем страх потерял».

— Издеваешься? — Кулак снова сжался.

Антон покачал головой:

— Я видел сообщение, но не заходил в чат, у вас же этих фоток триллион, спам один. Что там? Серьезно.

— Ты там. И Алина, — он почувствовал, что будто начинает верить ему, и разозлился. — Да что ты мне вешаешь? Сам же и записал.

— Зачем мне это?

— Затем, что ты очередной мудак, который решил, что над Алиной прикольно поиздеваться.

— Я ничего ей не делал.

«Видел я твое ничего».

— Слышь, урод, еще раз ее обидишь, я тебе личико отделаю так, что никто на тебя и не посмотрит.

— Еще раз меня тронешь, я тебя пристрелю, — проговорил Антон медленно и спокойно — так, будто и вправду в это верил.

— Ну-ну. Вон твой медпункт. Смотри не обрыдайся там.

Он вернулся в класс уже на химию и прошел под всеми взглядами не на свое место рядом с Катей, а на третий ряд к Алине. Та зашипела:

— Что ты устроил?

— Это не он. — Алексу было важно это сказать.

Она усмехнулась:

— Теперь ты его защищаешь?

«Я должен был защитить тебя».

— Костенко, Тростянецкая!

Как раньше. Как в самый первый раз, когда Алина, тогда еще Элина, только появилась и ее посадили на свободное место в третьем ряду с главным хулиганом класса. У него закончилась ручка, она протянула свою — и так все началось, но лучше бы ничего не начиналось.

— Алекс, ты там очередь занимаешь? — повернулся Билан.

— Отвали, а. Тоже огрести хочешь?

— Это ты отвали. Отсядь от меня. — От Алины давно уже не пахло вареньем.