Цикады

Катя опаздывала. Пришлось варить себе кофе самой — снова! До начала рабочего дня оставалось пятнадцать минут — в это время по расписанию она заполняла ежедневник. На сегодня все было забито по минутам: разобрать обращения и финансовую отчетность, подписать бумаги, перебрать больничные листы, провести собеседование в подразделение на соседней ветке…

Катя просунулась в дверь только в четверть девятого:

— Простите, там пробки…

— Ну я же как-то доехала, не по воздуху прилетела. Катя, меня не устраивают твои опоздания. Подумай, как ты здесь будешь работать.

Предложение подумать над своим поведением Мария Дмитриевна вычитала в книжке по эффективному менеджменту. В меру грозно, в меру наставительно, а главное — напоминает о текущем раскладе сил.

На девять был заявлен финал конкурса «Директор года». В этом году она до конца не дошла, срезалась на защите проектов, а теперь записывала выигрышные формулировки из чужих презентаций:

Превыше всего счастье детей и спокойствие родителей…

Каждому ребенку необходимо пространство успеха…

Школа — это место счастья, место, где мы проводим лучшие годы жизни…

Школа — это улей…

Залог успешной работы, когда все элементы работают заодно, как единый организм…

Раздался стук. Она вздрогнула и с неудовольствием перевела взгляд с экрана на Катю.

— Я же просила не отвлекать до десяти.

— Простите, но Геннадий Ильич говорит, что у него ЧП. Опять, — Катя скосила глаза на дверь.

Мария Дмитриевна вздохнула: мало того что он был никудышным класруком, так еще и бегал жаловаться по любому поводу. Точно бывший, который всегда раздувал из мухи слона.

Влетел в кабинет и сел на ближайший к ней стул, хотя по заведенным ею самой порядкам посетители располагались строго на противоположном крае стола. Силу так показывает, конечно.

— У нас проблема. В моем классе.

— Проблема в вашем классе — у вас, Геннадий Ильич. Если вы про Тростянецкую, то…

— Нет, не про нее. Хотя я уже и не знаю, как одно с другим стыкуется. Может, она тоже узнала, поэтому и…

— Что узнала?

Он застучал по столу костяшками. Покачал головой и выдал:

— Это касается Лены.

— Елены Сергеевны, вы хотели сказать. Я не поощряю неформальное общение сотрудников, как вы могли заметить.

Он усмехнулся:

— А неформальное общение со школьниками вам как?

— О чем это вы?

— У Елены… Сергеевны, — добавил он издевательски, — отношения с Антоном Алексеевым.

Царапнуло, но вида не подала:

— Она его сопровождала. Конечно, они общались. Возможно, в чем-то неформально, ведь она психолог.

— Она с ним спит, — он грохнул кулаком по столу.

— Лена? — тут она поняла, что происходит, и разозлилась. — Ах ты, гаденыш. Решил ее из школы выжить, да? Думал, поверю?

Геннадий Ильич опешил:

— С чего бы мне ее выживать?

— Знаю я. Как вы начали, так и знаю. Что у вас случилось? Залетела? Стала развода просить? Грозит Машке твоей рассказать? Вот ты, сволочь такая, и решил подстелить соломку?

— Лена беременна? — он покачал головой и тут же нахмурился. — Если так, то не от меня. Пусть Алексеев тест делает. У него папочка богатый, может себе позволить внуков.

— Врешь ты все, — она рявкнула. — Моя Лена не может…

— Вашей Лене тридцатник почти. Вы понятия не имеете, что она может.

Мария Дмитриевна разложила карандаши в правильном порядке. Потом тихо выдохнула:

— Обманул — выставлю, так и знай.

— Да бога ради. Вы куда-нибудь дальше своих бумажек смотрели бы, Мария Дмитриевна. На дочку хотя бы.

— Еще поучи меня, — она пробормотала в дверь, которой хлопнули напоказ.

Не уважал. Простить никак не мог, что Олега ушли. Ну так пора уже было честь знать. И ей — пора уже было расти.

А Лене не пора?

Она написала дочери.

КО МНЕ

НЕМЕДЛЕННО

Лена сидела перед ней безучастно. Опять в какой-то старой кофте, из-под которой выглядывала поношенная майка, на голове пучок из влажных волос, без косметики, с мешками под красными глазами, а на лбу, уже прорезанном морщинками, выскочил прыщ. Она выглядела почти больной, хотя с чего бы: в выходные почти не выходила из комнаты, все только спала, болтала со своей подружкой, которая умотала за границу, да смотрела обзоры на шоу столетней давности. Хоть бы погулять сходила, нет — никакого спорта, обложилась всякой дрянью и валялась с ноутом. Мария Дмитриевна неоднократно говорила дочери, что в ее возрасте она уже заботилась о фигуре, но какое там — Лена всегда была ребенком в наушниках, пусть и невидимых: она существовала как будто отдельно от нее, от отца, ото всех.

— До меня тут дошли слухи. Догадаешься, по поводу чего? — Она всегда начинала расспросы без конкретики, чтобы дать возможность заранее пасть ниц и молить о прощении. На самых трепетных это действовало так, что они признавались даже в том, о чем она и не собиралась спрашивать.

— Да. Гена тебе все рассказал.

— И что же он мне рассказал?

— Что я спала с Антоном Алексеевым.