Цикады

— Это же неправда? Гена что-то перепутал? — сделала паузу, давая ей ответить, но Лена молчала. — Ты можешь сказать, что он к тебе приставал. Мы можем от него избавиться.

— От Антона? Он и так выпускается.

— От Гены, — с нажимом сказала она.

Лена встала с кресла и прошлась по кабинету. Отвернулась к окну и проговорила тихо, заставляя вслушиваться:

— Так вот что тебя волнует. Не то, что я сплю со школьником. То, что об этом узнали. То, что у Гены на тебя что-то есть. Что он сможет надавить — при желании.

— Не сможет, если мы первыми атакуем. Лена, нападать нужно первыми. Тогда мы окажемся в более выгодной позиции, — говорила в склоненную спину.

— Где-то я это уже слышала.

— Он меня терпеть не может, это все знают. Но надо, чтобы мальчишка молчал. Он же не расскажет? Надо, чтобы не рассказал, Лена. Что у Гены на тебя есть? — Она понизила голос: — А у кого-то еще?

— Ничего. Он просто увидел сообщения. Я не вышла из чата на ноуте. Включила, а они посыпались… — почти шептала, постукивая по стеклу.

— Какие еще сообщения? Удаляй все. А переписку с Геной оставь, но напиши ему, вот сейчас напиши, что все жене его расскажешь. Это подстраховка.

Лена наконец развернулась, потянулась к карману, из которого выглядывал телефон, но вдруг замерла:

— А почему я тебя вообще слушаю?

— Потому что ты моя дочь.

— Я не буду подставлять Гену.

— Но тогда ты подставишь меня.

— А обо мне ты не хочешь подумать? — Лена спросила тихо, но ее это возмутило.

— А я что делаю? Леночка, солнышко, тебя кто вообще воспитал? Кто тебя на работу взял, когда тебя выкинули? Кто тебе премии выписывает? Кто тебе повышение квалификации задним числом проводит? Ты вообще сама хоть что-нибудь здесь делаешь?

— Со школьниками трахаюсь.

Она треснула по столу.

— Не выражаться! — Потом тише: — Ты оступилась. Просто оступилась. Ты еще совсем молодая, а тут красивый новенький мальчик. А главное — совершеннолетний. Это не то, из-за чего я должна страдать.

Дочь подняла глаза:

— А что, если таких мальчиков было много? Откуда ты знаешь, может, я спала со всеми, кого консультировала? Может, из этого же класса? Алексей Костенко, например. Вадим Корнеев тоже ходил. Ты не думала, что это не случайность? Что я так делаю? Постоянно?

— Глупости, — отрезала она, отгоняя тревогу.

Лена поднялась со своего места и подошла к ней, нависая. Мария Дмитриевна почувствовала кисловатый запах пота.

— Знаешь, а мне надоело это скрывать. Я думаю, надо признаться.

— Ты с ума сошла?

— А если и да, ты бы оставила меня здесь работать, мама?

— Лена, ты не будешь ставить под угрозу репутацию школы. Ты часть коллектива. Ты не будешь ему вредить. Это не… профессионально.

— А о чем ты думала, когда брала меня на работу? Единственным психологом в школу на тысячу сто тридцать семь человек? К детям с ОВЗ, к первоклашкам, которых нужно адаптировать к началке, к пятиклашкам, которых нужно адаптировать к средней школе, к подросткам, которые уже все на свете перепробовали, к старшеклассникам, которых нужно адаптировать к выпуску? А меня тут хоть кто-то адаптировал, мама? Меня? — почти выкрикнула.

— Я поняла, ты устала. Позвони Свете, пусть выпишет тебе больничный на недельку. Езжай в санаторий.

— А потом?

— А потом вернешься и будешь работать. Нормально.

— Или послезавтра я выйду на сцену и засосусь с Алексеевым — на камеру. Чтоб тебе не отвертеться. Хочешь проверить?

— Тогда пиши по собственному и выметайся, — она швырнула лист. — И вещи свои собери. Домой не пущу, поняла?

Лена рассмеялась и написала. Вышла. Мария Дмитриевна скомкала заявление и бросила в мусорку.

— Катя, отменяем последний звонок. Почему? Почему-почему, террористическая угроза. Был получен звонок. Мы решили отменить все публичные мероприятия до окончания учебного года. Так и напиши, да. Пусть боятся.

3 дня после

Толбоев кивнул:

— А что за звонок-то был?

— Не знаю. Аноним с угрозой минирования.

— А что же полицию не вызвали, Мария Дмитриевна?

— Подумали, провокация.

— Но последний звонок все равно отменили.

— Безопасность детей превыше всего, — отбивала спокойно, не глядя.

— Но ведь именно поэтому они и решили устроить свою вечеринку. Без взрослых. Если не считать вашу дочь, конечно.

Она отвела взгляд и сжала губы. Вот-вот — и маска треснет, из-под нее выглянет живой человек. Но нет — она уже улыбалась уголком рта. Дети — это зеркало, подумал он. Дочь потрескалась, а эта и не подумает.

— Я могу идти?

Толбоев кивнул. Он разложил перед собой фотографии. Осталось опросить еще одного человека. Того, кто мог все объяснить.

— Пригласите.

Дверь открылась.

Вышел месяц из тумана

Я боюсь. Я нас самих боюсь.

У. Голдинг «Повелитель мух»

15 лет до

Новогодний парк. От дерева к дереву тянутся гирлянды с шарами и растяжки «С новым, 2008 годом!». Из динамиков льется «В траве сидел кузнечик».