— Великое искусство — правильно поведать о славных деяниях… Не все владыки осознают, какой властью обладают над прошлым сказители и гусляры. В своих песнях они, считай, создают его заново… Вот ясноликий Киран это понимал.
— Мой зять умен и украшен всяческими добродетелями, — с гордостью кивнула Аюна. — Потому-то он и стал блюстителем престола. Да поможет ему Исварха одолеть злых накхов, отыскать Аюра и укрепить державу!
Станимир лишь молча склонил голову.
Лесок закончился, воины выехали на простор, на желтеющие луга, край которых терялся в голубой лесной дали. Стадо оленей, пасущихся вдалеке, при виде людей сорвалось с места и унеслось прочь большими прыжками. Лютвяги проводили их свистом и улюлюканьем, а потом дружно затянули песню. Станимир с удовольствием подхватил припев.
"Вот бы знать, о чем он поет? — поймала себя на мысли Аюна. И тут же одернула себя: — Какое мне дело до чужестранца? Впрочем, что мудрить — он хорош собой, и в нем чувствуется сила. Не такая холодная и жесткая, как у Ширама. Скорее мощная и раздольная, как разлив широкой реки…"
Так они ехали день, и другой, и третий. Нежаркое осеннее солнце озаряло их путь, расцвечивая увядающие леса во все оттенки пламени. Каждый вечер повелитель вендских земель останавливался на ночевку в каком-нибудь местном селении. Должно быть, он предупреждал о прибытии заранее, потому что повсюду их ждал радостный и торжественный прием.
К удивлению Аюны, ликование местного люда распространялось не только на вождя, но и на нее. Всякий раз ей оказывали поистине царские почести и заваливали подарками. Ее служанки уже не знали, куда складывать преподнесенные мед, яблоки, расшитые цветными бусинами очелья, красивую резную посуду…
Такое положение дел казалось Аюне хоть и очень приятным, но все же довольно-таки странным. Конечно, она — дочь Солнца, но власть Аратты на эти отдаленные лесные земли, как ни крути, не распространялась… Однако с недавних пор царевна зареклась удивляться. Жизнь ее вышла из привычного русла, и теперь каждый новый день будто открывал мир заново.
Аюне вспомнился Лазурный дворец, где прошли ее детство и юность. Еще совсем недавно, сидя в своих покоях, она сокрушалась о том, как однообразна и скучна жизнь любимой дочери государя. Скоро ей предстоит выйти замуж за вельможу, которого укажет отец, — но по сути мало что изменится. У нее появятся сыновья, они вырастут, станут наместниками отдаленных земель Аратты или военачальниками, расширяющими ее границы. А она все так же будет восхищать, очаровывать и — Исварха Великодушный, какая тоска! — олицетворять собой величие царского дома…
Новость, что ей в мужья предназначен наследник престола накхов, была лишь первой из ожидающих ее неприятных перемен. Невысокий, смуглый, мрачный воин, будто излучающий опасность, показался ей не просто отталкивающим, а жутким. Она умоляла отца изменить решение, но тот был непреклонен. А в разговорах с Ширамом лишь кивала или отмалчивалась, стараясь лишний раз не глядеть в его хищное лицо.
И тогда появился Аоранг — преданный, бесконечно ею восхищенный, во всем покорный. Необычный воспитанник Тулума своей бесстрашной откровенностью и добрым сердцем вызвал в душе Аюны сильный и живой отклик. Но теперь, глядя на Станимира, царевна вдруг подумала, что ее нежные чувства к Аорангу были лишь попыткой ускользнуть с назначенного ей пути.
То, что происходило в столице после возвращения Великой Охоты, и вовсе казалось царевне ужасным сном. Ширам полностью оправдал первое впечатление. Он сеял вокруг себя смерть и не ведал почтения к царской крови. Все, что было потом, — бегство из накхской твердыни, встреча с Кираном, осознание того, что мир вокруг рушится из-за нее, — окончательно выбило землю из-под ног Аюны. Она отринула всякие мечты о счастье, смирилась с возвращением в пасть Первородного Змея ради блага Аратты…
И тут венды!
Аюна вспомнила дорогу… Шереха с его убийцами…
А все же как могло случиться, чтобы веселый и заботливый Станимир послал за ней такого гнусного людоеда?
Вечерело. Дорога, по которой двигалось вендское воинство, неспешно взбиралась на широкую кручу. Из темневшей поблизости дубовой рощи вышли несколько охотников, волокущих подстреленного оленя. Завидев Станимира, они, видно, узнали его, поскольку сразу начали махать руками, приветствуя князя. Вождь остановил скакуна, спрыгнул наземь, обнял старшего из охотников и заговорил с ними, беззаботно улыбаясь. Незнакомцы рассмеялись, а Станимир вновь поднялся в седло.
— Это что же, твои подданные? — спросила Аюна.
— Нет. Это туричи — большой, сильный род. Вечером они зовут нас на пир к себе в селение, обещают попотчевать олениной. Я сказал, что мы так голодны, что понадобятся самое меньшее еще два оленя…
Аюна тоже рассмеялась, а потом задумалась:
— Выходит, деревни, куда мы заезжали в последние дни, — не твои?
Станимир поглядел на нее с удивлением: