Две юные девушки с длинными русыми косами помогли царевне обрядиться в расшитое речным жемчугом платье и подвели крепкого буланого конька, на каких ездили многие венды. Вначале тот удивленно разглядывал новую хозяйку, а затем ткнулся губами ей в ладонь и фыркнул.
Аюна легко вскочила в седло и направила коня к Станимиру, что-то обсуждавшему с сородичами. Заметив ее, мужчины умолкли. Станимир обернулся и несколько мгновений глядел на девушку.
— Наше платье тебе очень к лицу, — улыбаясь, произнес он.
Все присутствующие закивали, подтверждая слова вождя.
— Благодарю, — величаво произнесла царевна, склоняя голову. — Но к чему мне этот конь? Ведь скоро переправятся прочие, и мой Осветко будет здесь…
— Прочим я велел не спешить с переправой — а мы будем дома нынче к вечеру. Возьми еще это, — князь протянул ей подбитый лисьим мехом плащ, — чтобы тебе не замерзнуть в лесу и выглядеть как подобает, когда мы будем въезжать в столицу.
— В столицу? — удивилась царевна.
— В
Аюна тихо хмыкнула и отвернулась, стараясь из вежливости поскорее согнать насмешливую улыбку с лица. Надо же! Свою деревню синеглазый лесовик зовет столицей! Но ведь правда смешно! Даже в Аратте, где было несколько весьма больших городов, вроде Двары или Майхора, ни один из них не мог и подумать тягаться мощью и красотой со столицей Солнечного Престола. А уж здесь-то…
— Если ты готова, мы можем отправляться, — сказал Станимир.
— Вполне.
— Тогда в путь.
Следующие полдня Аюна вновь дремала в седле. День был не по-осеннему теплый. Хотя листва уже вовсю облетала с деревьев, Господь Солнце все-таки пожелал явить милость земной дочери, щедро обогрев и озарив ее путь — быть может, напоследок перед холодными дождями осени и грядущими первыми снегопадами.
Царевна уже привыкла к проезжим лесным тропам, которые с большой натяжкой можно было именовать дорогами. Эта была не лучше и не хуже прочих. Сородичи ее Станимира, прибывшие ночью, что-то наперебой спешили ему рассказать. Он кивал и отвечал на своем чудно́м наречии. Лицо его было ясным и спокойным, он даже не глядел на Аюну, будто вовсе позабыл о ней. В другое время Аюна, может, и разобиделась бы. Но после ночного "купания", после задушевной беседы у костра, когда славный вождь помогал ей отогреться, она чувствовала себя сонно и расслабленно. Что ей за дело до вендов и их косых взглядов? Станимир все решит и распутает. Это его земли, здесь его власть, он позаботится о своей гостье…
Где-то поблизости вдруг закуковала кукушка. Один из сородичей вождя лесных вендов сделал знак остановиться и совсем по-птичьи прокуковал в ответ. Три раза, потом два, потом снова три…
— Зачем это он делает? — обратилась царевна к едущему чуть впереди Станимиру.
— Удлиняет наши годы жизни, — усмехнулся он. — У нас считают, что кукушки отмеряют людям их срок. Воин убеждает пичугу, что не наш век она мерит, а с подругой разговаривает.
— У вас, вендов, даже кукушки грозные! — с улыбкой заметила Аюна. — А у нас полагают, что кукушка поет о любви.
— Что же она поет?
— Она поет о том, кто улетел далеко-далеко. Неведомо, жив он или нет. Кукушка желает ему удачи в дороге, рассказывает о том, как любит и ждет. И чтобы возлюбленный мог отыскать путь в родное гнездо, она поет свои красивые и грустные песни…
Станимир усмехнулся:
— Погляди, уже падают листья. Скоро пойдет снег.
— Что с того?
— Обычно кукушки заводят свои песни о любви в теплую пору года.
Улыбка исчезла с губ царевны.
— Но как же… А почему тогда поет эта?
— Я же сказал — она отмеряет век. Или сокращает его.
Он поднял руку, развел пальцы… Щеки Аюны коснулось дуновение ветра, и в ствол дерева неподалеку от тропы вонзилась стрела. Девушка вздрогнула, глядя на ее чуть подрагивающее оперение. Потом отвернулась, желая скрыть краску на щеках.
Дальше они ехали молча. Аюна была раздосадована: Станимир не пожелал ее услышать, хуже того — посмеялся над ней! Или нет? Весь вечер девушка раздумывала, стоит ли ей обидеться на князя. А тот вновь о чем-то беседовал с сородичами, будто позабыв о гостье.
Когда дневное светило начало клониться к закату и в лесу стало холодать, Аюна наконец решила вновь потревожить предводителя вендов и напомнить ему, что хорошо бы остановиться на обед.
— Незачем, — отозвался тот. — Мы уже скоро приедем.
— Но я устала и хочу есть! — возмутилась царевна.
Станимир оглянулся, негромко окликнул одного из сородичей, сказал ему что-то. Тот достал из поясной сумы кусок ячменной лепешки и протянул девушке.
— Это все?!
— Это позволит унять муки голода. Настоящая еда будет чуть позже. Нет смысла останавливаться. Вот увидишь — мы совсем близко.