Модо, мгновенно заметив синяки на ее шее и руках, заставил Огонька рассказать о случившемся и в ярости разгромил тюремный блок, желая добраться до тех нападавших, кого отпустили. Повисшие на великане друзья с трудом сдерживали разъяренного воина, и племянник уже думал, не кинуть ли срочный вызов Скаббарду, одному из немногих, кто мог тягаться с дядей силой. Однако вопрос решила теплая ладошка, осторожно погладившая перекошенное бешенством лицо и простые слова «Не надо, пожалуйста!» Боец как будто очнулся и, все еще рыча и скалясь, угрюмо вернулся на нары. Терри, дав знак остальным оставить их, подсела рядом, гладя серое плечо и что-то тихо говоря. Так они и провели вместе почти полночи, беседуя о чем-то приглушенными голосами.
А утром отряд Стокера прорвал блокаду. В долгом, длившемся почти сутки, бою подразделения Карабины, ударившие с флангов, дезориентировали противника, а высыпавшие из штаба мотовойска окончательно смяли нападавших. Зажав осаждающих с трех сторон, мыши не позволили уйти ни одному живому существу, не являющемуся соплеменником. И все это время над штабом Борцов за свободу рвались бомбы.
Терри, напуганная взрывами и грохотом, сжалась в камере Модо, обвив себя хвостом и прижав к груди оставленную под ее присмотром Нагинату. Всегда храбрая девочка дрожала и беззвучно плакала, лишь шумно втягивая воздух, когда очередной снаряд рвался где-то совсем рядом. Рожденный в войне мышонок твердо знал: когда мама и папа уезжают в бой, нужно вести себя тихо-тихо и надежно прятаться, выходя из укрытия только к тем, кого хорошо знаешь. Страх Наги не позволял старшей мышке потерять разум и завыть в ужасе, закрыв голову руками. Чтобы самой не впасть в истерику и еще больше не напугать, она ласково шептала на ухо девочке, что все хорошо и война скоро закончится. А еще Терри про себя молилась, чтобы страшный эпизод стерся из детской памяти, вытесненный счастливыми и светлыми моментами. О том, что после этой битвы малышка может остаться сиротой, девушка старалась не думать.
А серый воин впервые действительно бесился от того, что дал слово не покидать своей темницы, если его специально не вызовет в бой командование, и вынужден сейчас находиться здесь, а не сражаться бок о бок с друзьями. Периодически приходя в себя от горячки неизвестности, он замечал дрожащих женщину и ребенка, прижавшихся друг к другу, присаживался рядом, обнимал их, гладя по волосам то большую, то маленькую, и укачивал Наги в сильных руках. Но потом, когда они немного расслаблялись, снова забывался, передавал девочку Терри и принимался метаться по камере. Удерживало от нарушения приказа его только то, что в случае, если неприятель прорвется на базу, дорогие его сердцу мышки окажутся беззащитны.
Его терзания спустя несколько долгих часов прервал Огонек, с ног до головы покрытый кровью врагов, смешанной с песком родной планеты, пропахший гарью и бензином, с адским пламенем, рдеющем в красных глазах. Стряхивая с ботинок и шлема какие-то красные ошметки, молодой воин, оставляющий за собой бурые следы, был похож на воплощение демона войны, яростного и бездушного.
— Мы победили, дядя Модо! Сток прорвался! Ни одна сволочь не ушла! — хищно скалясь, прокричал воин. — Побудьте пока тут: на базе бедлам, южный выезд, командный пункт и часть жилого сектора разнесло после взрыва ракеты, я там сейчас нужнее, чем тебя охранять! Хвала Фобосу, Наги была сегодня здесь: от квартиры Карабины и Троттла ничего не осталось!
И унесся куда-то, по-видимому, под действием адреналина даже не замечая сочащийся кровью росчерк, начинающийся сразу под ухом и заканчивавшийся глубокой раной под ребрами с противоположной стороны.
Потянулись минуты ожидания, на этот раз не нарушаемого звуком рвущихся бомб.
Присмиревшая Нагината, измученная страхом, пригрелась на руках у Терри и уснула беспокойным сном. Не пробуждаясь, она вздрагивала, всхлипывала и время от времени сжималась, неразборчиво призывая мать и отца. Спустя некоторое время из коридора послышались быстрые и частые шаги: к камере вышла уставшая, осунувшаяся Карабина, так же, как и Огонек, с ног до головы залитая кровью и пропахшая смертью. Сделав знак, чтоб не будили дочку, одними губами спросила, как малышка. Получив заверение, что все хорошо и девочка под присмотром, бесшумно подошла, опустилась около дочери на колени и, закрыв глаза, беззвучно заплакала от облегчения, наслаждаясь тем, что влажную шерсть на щеках холодит дыхание ребенка. Спустя минуту она взяла себя в руку и снова ушла координировать работу по устранению последствий нелегкого боя. Когда марсианка развернулась, на ее спине и бедрах стали видны короткие, но глубокие раны, покрывающие мышку мелкой сеткой от шеи почти до колен.
После визита генерала Терри тоже сморил сон, неспокойный и тревожный, в котором она судорожно прижимала к себе вздрагивающего и всхлипывающего ребенка. Но когда кто-то осторожно потянул мышонка из ее рук, женщина мгновенно проснулась и утробно зарычала, готовая зубами вцепиться в горло любому желающему причинить вред Нагинате.