Святогор сидел на берегу, испытывая чудовищное желание – жить. В голове Святогора носились мысли и все они крутились вокруг одной – создать себе идеал! Создать себе смыл, цель, к которой можно идти вечно, но не достичь ее, ибо начало и конец – это всегда разрушение и не важно, во благо или зло. А путь! Путь между началом и концом – это и есть счастье! Всегда идти к недостижимой цели. Вот только, Бог – это идеал прошлого. Какой идеал может придумать человек в умирающем мире?
Святогор сидел и смотрел на горизонт. Последняя полоска Солнца скрылась за горизонтом, озарив на миг зеленым лучиком света. Мысли в голове Святогора растаяли и всего одна, но такая тяжелая, мысль сорвалась с тяжелых губ:
– Я – живой…
Глава 7. Извне
Зима. Холод и снег сковали воды залива. Лед был толстым и прочным, а по нему брела массивная фигура, плотно закутанная в тряпки и шкуры. Снег стоял стеной, которую двигал ветер, а фигура с трудом пробиралась сквозь эту стену. Слева от фигуры попадались бетонные скалы, которые торчали из-подо льда. Эти скалы были когда-то дорогой, которая возвышалась над водами залива. Впереди виднелись очертания острова, к которому и двигалась фигура. Фигура, которой был Святогор, тащила тушу зверя, которая была чуть больше него самого. Святогор остановился и повернул голову вправо. Вдалеке виднелся силуэт большой собаки и человека рядом с ней. Силуэты двигались в сторону Лисьего Носа. Силуэт собаки остановился, а следом за ней остановилась и фигура. Оба силуэта словно бы смотрели на Святогора, который смотрел на них. После нескольких секунд, силуэт человека развернулся и побрел дальше, а силуэт собаки последовал за ним. Святогор глядел на них, пока тех не скрыл из виду снег. «Кто это мог быть?» – думал Святогор. Ему порой уже доводилось видеть собак и возможно, что все это была одна и та же, тогда человек – это ее хозяин? Такой же отшельник, как и Святогор, где же тогда он живет? Почему они, если и пересекаются, то только так – далеко на расстоянии и мимолетно?
Ветер усилился и холод начинал пробирать даже сквозь толщу тряпья и шкур. Святогор возобновил свой путь. Путь лежал на родной остров – домой. Святогору предстояло разделать тушу: слить кровь, снять шкуру, извлечь органы, срезать ценные куски мяса, а все прочее либо выкинуть, либо приспособить в хозяйство. За последний год дом Святогора превратился из дома в берлогу. Человечность Святогора покидала его, делая его более агрессивным, более диким, более похожим на животное. Житейские проблемы более не коробили его, а чувства все больше и больше отмирали и черствели. Жизнь превратилась в монотонный поток существования.
Достигнув своей берлоги, Святогор свалил тушу зверя в подвал. Разделывать окоченевшее тело пока было бесполезно, нужно было ждать, пока хоть немного оттает. Чтобы согреть тушу и согреться самому, Святогор растопил печь, больше походившую на грубый камин из кирпича и гранитных валунов. Тепло печи быстро заполнило подвал, которое пошло вверх, прогревая закупоренные помещения (каждую зиму дом превращался в берлогу).
Когда подвал прогрелся, Святогор смог раздеться. Морозный воздух, которым был полон дом, был изгнан теплом и гаммой кислых запахов костра и пота. Трудно было понять кто пах, даже не пах, а буквально разил вонью, сильнее: Святогор или туша убитого зверя? Святогор вздернул под потолок, над ванной в углу, рядом с печью, тушу зверя головой вниз и вскрыл горло. Кровь тугой струей потекла вниз и через пару часов половина ванны была полна крови. За эти пару часов Святогор сообразил себе нечто вроде чая, из добытых прошлым летом и осенью трав. Эти два часа Святогор провел сидя в драном кресле. Кресло было сделано из костей, связанных сухожилиями и старого матраса. За пару часов помещение прогрелось и все то, что когда-то пахло и воняло, перестав пахнуть и вонять от холода, стало источать удушающее амбре. Но Святогор запаха не замечал. Дом Святогора всегда был полон неприятных запахов. Даже когда подвал превращался в разделочную и вонь была не просто вонью, а концентрированной, Святогор все равно ее не замечал. Уж такова природа любой жизни: если тебя бьют и ты не можешь этому помешать – адаптируйся. Вот и Святогору пришлось адаптироваться. Вот уже тридцать с малым лет Святогора мучала боль, с которой он не мог ничего поделать, пришло время адаптироваться. Но боль Святогора была душевной, а потому и адаптация была душевной. Святогору многое становилось безразличным. Порой боль все же возвращалась, но Святогор затыкал ее и продолжал свое безразличное существование. За последние годы Святогор перестал посещать свое излюбленное место. Он перестал думать о том, чтобы покончить с собой. Перестал размышлять о глупостях, но стал искать, как в какой-то старой сказке: «Сходи туда – не знаю