Циклы «Викинг», «Корсар», «Саксонец»

Пиры во время pinguedo начинались после возвращения короля с дневной охоты, поэтому в большой пиршественный зал дворца я вошел за час перед закатом. Место это было мрачноватое, похожее на пещеру. Небольшие подслеповатые оконца в толстых стенах располагались на самом верху. Света они пропускали мало, а потому на стенах уже трепетали рыжие языки факелов. В вышине над гигантскими, прокопченными дымом балками смутно проглядывали ребра стропил, распорок и опор, поддерживающих кровлю. Вдоль всего зала тянулись три длиннющих стола, а в дальнем его конце, на небольшом возвышении, поперек них стоял стол короля. Обычно мое место находилось где-то посередине зала, за одним из боковых столов, среди моих сослуживцев из числа milites. Однако сейчас меня на входе встретил один из помощников распорядителя, который провел меня к концу среднего стола, самого ближнего к королевскому возвышению. Губы помощнику кривила слегка спесивая улыбка – мол, надо же, такого выскочку приходится усаживать среди особ высокого звания. Ловил я на себе и любопытные взгляды других гостей, что занимали вокруг меня свои привычные места. Здесь все было сообразно титулу и званию. Ближе всех к монарху располагались феодалы и самые крупные землевладельцы. На них были богатые наряды и посверкивали подобающие титулам украшения: кольца с драгоценными каменьями, браслеты и тяжелые ожерелья из золота. Эти особы знали друг друга в лицо, но никак не ожидали застать рядом с собой какого-то неброского, в их понимании, простолюдина. Поэтому, стоя в ожидании монаршей особы, они со мной не разговаривали. От меня не укрылось, что часть скамьи напротив меня и чуть ниже по столу до сих пор никем не занята. Поскольку обычай диктовал, что король занимает за столом место последним, это вполне могло означать, что опоздавшие к столу допущены не будут. Однако в последнюю минуту к столу подошел все тот же помощник, ведя за собой двоих гостей. Гости были с тонзурами и облачены в скромные темные рясы. До отведенных им мест они добрались как раз в тот момент, когда все собравшиеся повернулись лицами к возвышению и изготовились встречать появление короля и его приближенных.

Судя по поведению, король Карл был бы отнюдь не против, если бы званый ужин закончился как можно скорей. Обгоняя приближенных и высоких гостей, он широким шагом подошел ко внушительному, словно трон, креслу и сел, в то время как гости еще толклись, рассаживаясь за столами. Женщин среди присутствующих не было. Среди приближенных короля узнавались самые главные особы при дворе: дворцовый граф, управляющий дворцовым хозяйством сенешаль, а также ведающий конюшнями маршал. Сутулый седовласый человек в тунике из темно-синего шелка был, судя по всему, герцогом Сполетским, чье войско препроводило Папу Льва в безопасное место. Вид у герцога был скучающий – несомненно, ему было бы куда как более по нраву вновь пребывать на италийской земле. На почетном месте рядом с королем воссел Папа Лев (Карл был значительно крупнее его). Льва я видел впервые и не без любопытства присмотрелся к ранам на его лице. В скудном освещении пиршественного зала ножевые царапины на его щеках были едва заметны. Ничем остальным его лицо под плотно прилегающей бархатной шапочкой – красной с белым – не выделялось: широко посаженные глаза, чуть вздернутый нос, мелковатый рот с надутыми губами… Вид у него был обеспокоенный и неловкий: Папа как будто сознавал, что компании Его святейшества хозяин пира охотно предпочел бы ночлег в походном шатре. Единственным за королевским столом, кто выказывал к происходящему интерес, был архиепископ Арн.

Я встретился с архиепископом глазами, и он едва заметно кивнул мне, после чего стал оглядывать зал, нарочито меня игнорируя.

Мое внимание теперь было устремлено на Альбина, который сидел на расстоянии чуть больше вытянутой руки от меня. Удар дубины при нападении в Риме оставил у него на лице след куда более заметный, чем у его господина. Ему перекосило переносицу, и теперь ему предстояло ходить с искривленным носом до конца жизни. Синяки сошли, но осталась красноватая отметина. От этого общее выражение унылости на его лице лишь усугублялось. Сидел он тихо, глядя перед собою на стол, и легко было представить, как природная робость ввергает его в еще большее смущение, вызванное изуродованной внешностью.

За спинами сидящих гостей засуетились слуги, предлагая всем вино и пиво. Тем, кто остановил выбор на пиве, выдавались питейные рога. Мясистый краснолицый феодал слева от меня принес с собою собственный рог, внушительных размеров и отделанный серебром. Когда он оказался наполнен, феодал повернулся ко мне широченной спиной и громовым голосом повел разговор со своим соседом по столу – что-то на тему сегодняшней охоты, с перечислением кличек и заслуг отдельных собак.