Циклы «Викинг», «Корсар», «Саксонец»

Безмолвие все длилось, и тут кто-то в зале резко, с надрывом чихнул – должно быть, у этого человека засвербило в носу от штукатурной пыли. Я оглядел толпу, пытаясь различить отдельные реакции – может, к нападению на Льва был причастен кто-нибудь еще и теперь он опасался своего изобличения и наказания.

В эту секунду неожиданно встал со своего места Папа Лев. Он прокашлялся, привлекая к своей персоне внимание, а затем повернулся и почтительно склонился перед королем Карлом.

– Покорнейше прошу Его величество явить снисхождение, – дрожащим от чувства голосом заговорил он. – Я прощаю этих преступников и прошу отправить их в изгнание, чтобы они больше никогда не ступали на нашу землю и не пятнали своим присутствием сей город.

Он вновь поднял лицо навстречу Карлу, который в ответ хмуро кивнул.

– Театр, – шепнул мне на ухо Павел, когда Лев вновь занял свое место. – Чистой воды лицедейство.

Теперь настала очередь Арна. Все взоры устремились на него. Он встал и с суровым величием оглядел конгрегацию из-под кустистых бровей. В эту минуту он, как никогда, походил на грубого, большого и сильного каменоносца, только что явившегося со стройки.

– По желанию королевского величества любой, имеющий свидетельство против Его святейшества, должен сейчас встать и изложить суть своего обвинения, – произнес он жестким, чуть ли не угрожающим тоном.

В зале вновь воцарилось долгое молчание. Некоторые священники и монахи нервно переглядывались меж собой, взволнованно ожидая, кто же рискнет подать голос. Большинство оцепенело смотрели вперед или себе под ноги, в страхе привлечь к себе взыскующий взор архиепископа. Арн прождал минуту, после чего повторил воззвание: всякий, имеющий причину пожаловаться на Льва, должен встать и прилюдно об этом сказать, чтобы быть выслушанным трибуналом.

На этот раз откуда-то из глубины стоящих людей прорвался дребезжащий старческий голос. Толпа нервозно дрогнула – но это оказался лишь дряхленький старый аббат. Он был столь тугим на ухо, что попросил соседа повторить сказанное и не понял, что при этом его голос стал слышен.

Арн смотрел вниз, прямиком на Альбина, сидящего перед ним на скамье.

– Распорядитель двора. Известно ли тебе о ком-нибудь в палациуме, кто хотел бы свидетельствовать против Его святейшества? – спросил он строго.

Альбин встал, а те, кто находился позади него, немедленно отодвинулись, образуя открытое пространство, дающее возможность наблюдать за происходящим из толпы. Непосвященный мог бы подумать, что распорядитель в немилости у собрания, поскольку является возможным истцом.

– Твое высокопреосвященство, – блеклым ровным голосом произнес Альбин. – От своего имени и от имени курии я могу сказать, что никаких жалоб к Его святейшеству не имею. Думаю, что того же мнения и все здесь присутствующие.

Арн насупленно оглядел притихшее собрание:

– Означает ли это, что и вся конгрегация выражает то же мнение?

– Это так, это так! – зазвучали в ответ разрозненные возгласы. Поначалу их было всего несколько, но затем эти выкрики начали набирать силу и громкость, по мере того как все больше голосов вливалось в дружный рокот, катящийся по залу. Многие в толпе осеняли себя крестным знамением, как бы подтверждая истинность сказанного.

Арн сел. Судя по всему, остальные члены трибунала высказываться не собирались, а потому напряжение в зале начинало рассасываться. Некоторые священники и монахи уже поворачивались друг к другу и начинали обсуждать только что виденное.

Смутил всех Карл. Знаком привлекая внимание присутствующих, он поднял руку, и шум стих.

– Не мне выносить суждение о наместнике Божием на земле. Сила его исходит от Господа, – сказал он. – Я же хочу присутствовать на мессе Христовой в базилике Святого Петра. Благодарение Господу! И я надеюсь увидеть вас там по этому радостному поводу.

С этими словами король Карл встал и удалился через тот же боковой проход, рука об руку с Папой Львом. Мы с Павлом смотрели, как следом за ними из зала выходит трибунал, замыкает который архиепископ Арн.

– Ловко и дальновидно, – тихо отметил бывший номенклатор. – Если против Льва всплывет какое-нибудь свежее доказательство, что он недостоин престола, то никто не сможет уличить Карла в том, что он объявил его невиновным.

Внизу шло бурное шевеление: конгрегация покидала триклиний. Мы с Павлом отодвинулись в глубь балкона, чтобы никто случайно не заметил нас из зала.

– А что же беневентинцы? – поинтересовался я, разглядывая неоконченную мозаику на противоположном своде.

Мой спутник снисходительно отмахнулся:

– Даже если тот слепец-монах – действительно Константин, замышлять против Льва они теперь не осмелятся: ведь его поддерживает сам Карл! Ни герцог Беневенто, ни римская аристократия не рискнут вступить в противоборство с королем франков. Это было бы безумием.