– Сейчас прямо. Потом три раза направо, два – прямо и один раз – налево. Запомнила? Будет темно, но, раз тебе охота, доберешься.
Рыжая без прощания развернулась и ушла.
Три – направо, два – прямо, один – налево… Миновав решетку и так не рассмотрев во мраке Занна, я двинулась вперед. Даже если Ниил и наплел черт знает чего и теперь я умру от тетры вслед за своей матерью, я хотя бы его увижу. Посмотрю ему в глаза. Но это потом. Сначала – найти Риину.
Я спотыкалась в темноте и чуть не падала. Если Ниил не спасал меня ни от каких Пустых, которых я в глаза не видела, то Риине я не помогу. Мы просто вместе погибнем от тетры за стенами Циона. Она – изгнанная, а я – дурочка, возомнившая себя героиней, которая может кого-то спасти.
Я шла по темному коридору, теряя счет. Перед глазами плыли круги. Меня трясло, но я старалась думать, что виновата прохлада тоннелей. Это не тетра, ни за что. А если и она, я найду Риину, и мы… Мы вернемся в город. Пойдем в лазарет, и там… Коридоры никак не кончались. Три поворота я уже сделала, а два перекрестка, ведя рукой по стене, пересекла напрямую. Оставался левый поворот, но его все не было и не было. А потом стена наконец кончилась: слева появился проход. Я припала к углу, обняв его обеими руками.
Да чтоб вас всех, и Новых и Старых! Почему мне так плохо?.. Последний коридор загибался как по спирали. Тьма все никак не хотела рассеяться, но, когда впереди забрезжил свет, головокружение стало отступать. В руины я вышла распрямившись. Отерла в последний раз лоб и выдохнула остатки тоннельного смрада. Если я и заболевала тетрой, то она отступила. На время или совсем – я не знала.
Я думала, что плутаю в подземельях несколько часов, но солнце только село, и улица, заваленная обломками, тонула в первых сумерках. Тени засели в руинах, как клочья черного тумана, и я, зябко обхватив себя руками и оглядываясь, пошла вперед. Ционские туфельки не годились для таких прогулок. На тонкой подошве я чувствовала каждый камешек, каждый осколок. Но меня гнали вперед ужас и чувство вины. Риину изгнали с позорной сумкой под желтым значком из-за меня. И вот теперь я – в туфлях, которые дала мне Риина, – шла ее искать.
Дыра меж бетонных плит, из которой я сейчас выбралась, совсем не напоминала ту лестницу под аркой, по которой меня провел Ниил. Я не знала, где нахожусь. Как ориентироваться в руинах – тоже. Городская стена возвышалась в отдалении – серая, однородная, слепая. Или не совсем? Я двинулась в конец улицы, ускоряя шаг, забралась по развалинам чуть выше и наконец отыскала глазами ворота. Риина вышла оттуда. Но куда она направилась?
…И я бросилась бежать. Улицы мелькали одна за другой. Квартал за кварталом. Площадь за площадью. Обогнуть завал, упереться в тупик, встать перед глухой стеной… Назад. Снова бежать. А потом я все увидела. Даже, кажется, не увидела сначала, а почувствовала. Обернулась, будто кто-то тронул меня за плечо, и в проеме улицы, раскрывшемся по правую руку, заметила знакомую темную фигуру.
Черное, будто траурное, платье, черные волосы и эта дурацкая серая сумка с желтым значком, прижатая к груди. Риина пятилась шаг за шагом к разбитой витрине. Не смотрела себе под ноги, оступалась. Она глядела прямо перед собой. Потом увидела их и я.
Их было шестеро. Сначала они двигались идеальным прямоугольником, три шеренги по двое, а потом разошлись веером, обступая Риину, – одетые в бордовые, как густая кровь, мундиры с золотом эполет на плечах. У Пустых были одинаковые, но, в сущности, совершенно человеческие лица, а в руках никакого оружия. Впрочем, я почему-то уже знала, что оно им не нужно.
Все произошло слишком быстро. Риина не успела увидеть меня, а я не успела открыть рта. Ее тело пронзило насквозь. Лицо вскинулось наверх, глаза широко распахнулись. Пальцы разжались. Серая сумка со значком Второго швейного кружка шлепнулась на бетонную крошку. Потом упала и Риина. Теперь я видела ее под ногами патрульных – рука изогнута, щека уперлась в осколок бетона, глаза пусто смотрят вперед.
А потом началось то странное движение, которого я почти не разобрала. Только кровь стучала в висках, а в ушах стало тесно и ватно. Я поняла, что почему-то стою на коленях, упершись руками в груду кирпичной крошки. Я что-то кричала, но не слышала сама себя. Патрульные разворачивались ко мне один за другим – как будто это были кадры с кинопленки. И декорации у этой сцены были отменные. Такие натуральные развалины не смогли бы изобразить ни в каком ционском театре. А актеры?
Нет, актеры были посредственными. Лицо человека всегда подвижно: от эмоций черты способны меняться до неузнаваемости. У Пустых же, казалось, вместо лиц посмертные маски. Я не поняла, когда они развернулись и один за другим принялись отступать. Кажется, я все еще стояла на коленях, упершись ладонями в крошку, – больно, больно, больно.
Когда последний темно-красный мундир исчез за углом, я бросилась к Риине и упала рядом с ней, чтобы трясти ее за плечи, щипать руки, бить по щекам… Риина была мертва.