Цирк

На ночном столике стояла бутылка коньяку. Приятель разглядывал ее на свет. Внезапно заинтересовавшись, Пепе тоже посмотрел на нее. Она была наполовину пуста.

– Что за хреновина! – сказал механик. – Меня все еще мучает жажда…

– Ну так хлебни и передай мне.

– Этой ночью мы напились, как казаки.

– Хуже – мы налились, как бочки.

Механик держал бутылку за горлышко и полминуты не опускал. Кончив, он утер рот тыльной стороной руки.

– Знаешь, полегчало.

Пепе тоже отхлебнул из бутылки и вздохнул:

– Чтобы опохмелиться, нет ничего лучше коньяка.

– Дай-ка мне еще глотнуть.

– Если только ты не все выпьешь…

– Нет, старина, нет. Оставлю тебе немного.

Пепе снова вытянулся на кровати. На краешке ночного столика медленно дотлевала сигарета.

– А наш пассажир? Где он?

– Остался пить в баре.

– Силен, скотина.

– Да. Вынослив, как мул…

Механик снова поднес бутылку ко рту.

– Эй, ты!.. Не допивай!..

– Да нет же!.. Тебе останется больше чем на палец.

Пепе взял бутылку, но пить не стал.

– Любопытный парень этот Ута, – сказал механик. – По-моему, он немного тронутый.

– Просто пьян и желает развлечься.

– Хотелось бы мне разузнать, что он за личность. Поди догадайся, вправду ли он дипломат.

– Нет, не думаю. По-моему, он просто рантье, дядя с монетой.

– Возможно. Судя по тому, как он швыряет деньгами, мошна у него туго набита.

Пепе допил то, что оставалось в бутылке, и поставил ее на столик.

– Как выпьешь, жизнь сразу становится краше.

– Да. Но нам кое-чего не хватает.

– Не понимаю, о чем ты.

– Доброй бабы под боком.

Оба разом вздохнули. Затем механик сжал грушу выключателя.

– Будем спать?

– Будем спать.

В соседнем дворе продолжал работать перфоратор.

* * *

После того как семейство удалилось, Хуана ни секунды не оставалась в постели. Разговор с Викки испортил ей настроение. Накинув на плечи халат, она пошла предупредить Хасинту, что встает, быстро оделась и затем, расправившись с завтраком, вышла из дому.

Пять минут спустя она была возле «Убежища». Пабло, случайно проходивший по противоположному тротуару, увидев ее, махнул рукой.

– Ты куда? – спросил он, подойдя к ней.

– Пройтись.

– Я с тобой.

По Главной улице они поднялись к площади. В этот час улица была многолюдна. Крестьяне, приехавшие из окрестных деревень, направлялись к муниципалитету слушать сарданы.

– Ты выходила вчера вечером? – спросил вдруг Пабло.

– Нет, сидела дома, – солгала она. – Почему ты спрашиваешь?

– Так просто… Мне показалось в «Погребке», что Атила…

– Да, он приглашал меня погулять, но я отказалась. Я очень устала.

– Я тоже отказался. Когда ты ушла, он все предлагал мне пропустить по стопочке.

– Думаю, он пошел спать. Ведь сегодня утром у него тренировка.

– Пойдешь на матч?

– Не знаю. Может быть.

– Мы могли бы заглянуть туда ненадолго.

Они молча дошли до площади. Музыканты настраивали свои инструменты, публика нетерпеливо теснилась к эстраде. Тут были крестьяне в ситцевых рубахах, шерстяных штанах, черных носках и пеньковых альпаргатах, принарядившиеся по-праздничному горожане, несколько туристов с фотоаппаратами.

В баре оказался свободный столик. Они сели. Хуана попросила лимонаду, Пабло – сухого вермута. Наступило тягостное молчание. Когда официант подал им то, что они заказали, Пабло откашлялся.

– У нас с тобой происходит что-то непонятное, – сказал он.

– Непонятное? Почему?

– Я давно хочу поговорить с тобой, уже столько дней, да что там дней – недель.

– Я тоже, Пабло.

– И вот, – продолжал он, не обращая внимания на то, что она его перебила, – теперь, когда мы остались с тобой наедине, я словно онемел, не могу найти слов.

На столе стоял стакан с соломинками. Он схватил их п начал ломать одну за другой.

– Как будто между нами возникло какое-то недоразумение и что-то оборвалось. Не знаю, как это выразить.

– Да, – сказала Хуана. – Я тоже не могу говорить с тобой так, как прежде… Это нелепо, но ты прав: что-то случилось и не проходит.

– Каждое утро, вставая, я твердил себе: сегодня поговорю с ней, сегодня непременно…

– Быть может, это моя вина. Я все видела, но ничего не делала, чтобы тебе помочь.

– Если бы ты знала, как я рад это слышать… Уверяю тебя, я не мог больше вынести… У меня было такое ощущение, словно мы поссорились, что ли…

– Не то что поссорились… Мы молчали, были сдержанны… Происходило что-то непонятное…

– Возможно, если бы, вместо того чтобы копить все это в себе, мы в первый же день поговорили откровенно…

– Разговор всегда вносит ясность.

Наступила небольшая пауза. Словно собираясь с силами, Пабло залпом осушил свой стакан. Они вдруг заговорили оба одновременно.

– Ты что-то сказала?

– Нет, ничего.

– Ну, говори.

– Нет. Ты первый.

В этот момент заиграл оркестр. Публика пришла в движение. Танцоры образовали несколько хороводов в центре площади.

– До вчерашнего вечера, – сказал наконец Пабло, – я думал, что схожу с ума. Это покажется невероятным, но мне никак не удавалось понять, что происходит: твое отношение, поведение Атилы, упорство, с которым вы избегали меня…

– Атила вчера выпил больше, чем следует, – поспешно сказала Хуана. – Сцена, которую он нам устроил, – это типичная пьяная сцена.