Итак, если Джей-Джею и вправду хочется увидеть, как Курт теряет самообладание, такой случай ему может представиться – если Джейми проживет еще немного, чтобы успеть снова нанести грим. Он пробрался через дыру в заборе, сделал глубокий вдох и ринулся к фургону Курта.
После взрыва прошел час. Собралась большая толпа зевак. Одну стену Комнаты оторвало – как корочку от болячки, и в ночную тьму лился неприятный красный свет, похожий на стекающую в воду кровь. На верхнем этаже сидел манипулятор материей, теперь дышавший чуждым ему свежим воздухом, впервые за всю свою жизнь оказавшись на виду. Маленький человечек с одутловатым лицом взирал на таращившуюся на него толпу, а его студия напоминала гостиничный номер в аду. Задняя стена была сделана из живой плоти – плоское переплетение пульсирующей кожи и жил. Жуткие твари, составленные из человеческих и звериных частей, разбросанные взрывом по комнате и вмятые в стену, валялись, издыхая и истекая кровью. Именно здесь создавались уроды, именно здесь карали непокорных, именно здесь проходимцы становились игрушками для скульптора, лепившего из тел. Сам же скульптор замер, словно попавший в свет фар и парализованный им зверек. В конце концов, он уполз с глаз долой и спрятался за одним из пульсирующих изваяний, оставив толпу переживать о более важном: о Курте Пайло.
Курт и Джордж появились там почти сразу же после взрыва, но увидев, в каком состоянии находится его братец, Джордж быстро смотался. Губы Курта изогнулись вверх – наподобие улыбки, в просвете между ними торчали большие желтые зубы, а из глотки изрыгался странный смех, словно зубы его были прутьями клетки, в которой бился какой-то хохочущий псих. Видавшие виды служители, которые до этого момента думали, что их больше ничем не удивишь, шарахались в разные стороны от смеющегося хозяина, шагавшего по обломкам.
– О-хо-хо-хо-хо-о-о-о, – фыркал и булькал Курт.
Похоже, он пытался представить это происшествие как шутку над собой и изо всех сил цеплялся за видимость своего былого добродушия. Усилия были огромными и очевидными. Как Уинстон и сказал, с лицом Курта и вправду произошли изменения. Глаза его сверкали белым огнем, смуглая кожа на щеках растянулась так, что вот-вот лопнет, и, казалось, у него удлинилась челюсть. Его сжатые в кулаки руки тряслись.
– О-хо-хо, – вырывалось у него. – Так, так, вот это нечто, хо-хо-хо, кто-то посмеется, да, хо-хо-хо-о-о, да, хо-хо, предатели, и я…
Он умолк, издав звук рычащего крокодила, прежде чем снова начать смеяться. Он шагал по обломкам, кускам штукатурки и битому стеклу. Толпа попятилась.
Среди зевак был и Гонко, смотревший на босса прищуренным взглядом. Давным-давно он видел разбушевавшегося Курта. Зрелище было не из приятных. «Сейчас он взорвется, – подумал Гонко. – Он с каждой минутой сходит с ума. Это может плохо кончится. Похоже, самое время смыться…» И Гонко смылся без лишнего шума.
Рубашка Курта начала раздуваться на плечах. Он издал особенно громкий взрыв хохота, и странный нарост разорвал ткань на спине, превращаясь в громадный горб. Толпа разбежалась.
Вернувшись в клоунский шатер, Гонко увидел пятившегося от входной двери Уинстона. Гонко кивнул ему, обрадовавшись, что старый клоун там, вне опасности, и вдруг остановился – Уинстон держал руку за спиной, что-то там пряча.
– Что у тебя в руке, дружище?
– Ничего, Гонко, – ответил Уинстон. – Видишь?
Он вытянул руку и разжал пальцы – пусто.
– А почему ты спрашиваешь?
– Творится что-то неладное, – ответил Гонко. – Объявляю общий сбор. Теперь не время для игр.
– Я схожу за Джей-Джеем, если хочешь, – предложил Уинстон.
Гонко кивнул.
– Валяй. – Потом смерил Уинстона оценивающим взглядом, говорившим: «Я знаю, что ты что-то затеваешь, старикан, но хочу ли я об этом знать или нет?»
Уинстон предположил, что скорее второе. Он успел спрятать за поясом на спине пучок раскидистых желто-зеленых листьев. Чего Гонко не заметил, хвала небесам, так это след из листьев, тянущийся из-за спины Уинстона в комнату Гоши. След должен был оборваться у хижины прорицательницы. Уинстон сделал глубокий вдох и направился туда, не обращая внимания на боль в груди, когда тлеющая дыра снова начала жечь.
Тем временем Джейми стоял у фургона Курта и пытался собраться с духом. От накрывшей его адреналиновой волны тряслись руки. Похоже, Курт никогда не подозревал, что у кого-то хватит духу вломиться к нему в фургон: дверь оказалась не только незапертой, но и чуть-чуть приоткрытой. Джейми сделал глубокий вдох, подумал, что держать чертов рот на замке – это ключ к выживанию. Он поднялся по ступенькам и вошел внутрь. В душном и темном фургоне воняло, как в зоопарке, его освещал лишь небольшой газовый фонарь, стоявший на столе, вокруг которого вились мошки и комары. Иисус Христос взирал на него с полудюжины пластиковых распятий.
– Прекрасная задумка, мистер Пайло, – прошептал Джейми. – Спасибо вам.