Цитадель

Теллим догадывался, почему муж не поинтересовался, с кем встречается Эриен: слышал разговор Верна с Кали о Дагоне Хираам. Благодаря занятиям с историками он прекрасно знал, почему этот роман нежелателен, но Верн даже не заикался о своём неодобрении и свиданиям не препятствовал.

– Это какая-то лютая хрень! – воскликнул Оделл, влетев в гостиную.

Внимание мгновенно переключилось вновь: взрослые замерли, услышав от отпрыска императорских кровей даже не керийское – к-рутское ругательство.

– Милый, откуда ты знаешь такие слова? – ласково спросил Верн и усадил сына себе на колени.

– Так Мир говорит, – с невинной мордашкой ответил мальчик.

– Я уверен, что его родители этого не одобряют, – Верн осторожно продолжил воспитательную беседу.

– Дядя Мэйн тоже так говорит, – поделился Оделл.

– Хорошо, я обязательно обсужу это с дядей Мэйном, когда он будет в гостях, – закатил глаза Верн. – Ступай, тебя уже ждёт учитель.

Теллим посмеялся про себя: поговорить-то с Мэйнартом у Верна получится, но прислушаются ли к нему? К-рутам и император не указ.

Неудивительно, что отец из этой сцены абсолютно ничего не понял и, в растерянности проводив Оделла взглядом, попросил помощи у Теллима.

– Мир, Веймир – сын Исана. Мэйнарт – его супруг, – пояснил Верн, а потом, осознав, что для всей Империи его бывший муж давно уже считается мёртвым, походя раскрыл государственную тайну: – Исан был возрождён рэнделами спустя два цикла после гибели. Вскоре он покинул Империю и отправился служить в Союз. Сейчас Исан командует линкором. Вы обязательно познакомитесь, когда он с мужем и сыном прилетит в отпуск.

Свелл нервно сглотнул, уже не пытаясь скрыть изумление.

– Наши супружеские отношения закончились задолго до официального развода, но мы остались одной семьёй, – заверил его Верн.

***

– Мистер Робинсон, на линии третий заместитель министра межрасовых отношений Земной Федерации Шила Янг, – сообщила Сандра, когда Оскар в очередной раз невидящим взглядом гипнотизировал проект приказа на планшете.

– Соединяйте, – отозвался он и потёр переносицу, чтобы хоть как-то снять усталость.

С госпожой Янг лично знаком Оскар не был – имя было на слуху, а может, он спутал его с каким-то другим, но интуиция подсказывала, что, во-первых, звонок не случаен, а во-вторых, ничего хорошего от него ожидать не стоит.

– Добрый день, мистер Робинсон, – голограмма довольно молодой блондинки в официальном костюме приветливо улыбнулась.

– Добрый день, мэм, – Оскар надел маску доброжелательности, но решил, что лучше обозначить предмет разговора сразу: – Чем я обязан звонку?

– Мистер Корнер поручил узнать, как вы справляетесь, мистер Робинсон? – Улыбка уже не стала и теперь представляла собой довольно отталкивающее зрелище.

– Можете передать министру, что никаких затруднений на своём посту я не имею, – произнёс Оскар так, чтобы отрезать возможное продолжение беседы.

– Я искренне рада за вас, мистер Робинсон, – кивнула Янг. – Хорошего дня.

Наивно было ожидать, что работа Оскара на должности председателя Генкомитета не интересует Землю – сразу выглядело так, что его назначили ради возможности влиять на Союз. Сейчас, спустя неделю, от Оскара ещё ничего не требовалось, но ему ясно дали понять: в случае необходимости длинная рука всесильной власти метрополии до него дотянется.

Впрочем, похоже, никаких принципиальных для ЗФ решений принимать было не нужно; Оскар даже немного расстроился – дай мисс Янг подсказку, кого назначить главнокомандующим силами Союза, его задача бы существенно упростилась.

К сожалению, искать ответ на этот вопрос Оскар должен был сам и за неделю мучений практически сломал голову, трижды поменяв решение.

Ожидания, что личная встреча с кандидатами поможет ему сделать выбор, не оправдались. Скорее наоборот.

Конечно, Оскар был наслышан о внешности фаворита самой Каримы Джонс, видел голограмму миловидного лица в досье, и всё равно оказался не готов к тому, что генерал Ишшем Локли окажется настолько ошеломительно красив. Нет, генерал не вызывал плотского желания, это казалось совершенно неуместным – Локли, скорее, напоминал изваяние, созданное искусным скульптором, чтобы заставлять сердца зрителей трепетать в восхищении. Смятения добавило и то, что Оскар предполагал увидеть тщедушного имперца вроде Лери, а ожившая статуя была без малого два метра ростом. Взгляд Локли был исполнен достоинства и, кажется, даже пренебрежения, а выражение лица менялось только за счёт скептически поднятой левой брови. В общем, Оскара чуть не снесло потоком властности, которой после знакомства с адмиралом Миллером он уже не ожидал.

При этом Локли можно было дать от силы тридцать человеческих лет, что ещё раз напомнило Оскару: имперцы живут катастрофически долго; судя по документам, генерал родился сто девяносто три года назад.