ЦИТАДЕЛЬ

Юкитомо же, как любого развратника, запретная интрижка распаляла ещё сильнее, и он пылал к Мие такой же безумной страстью, как некогда к Суге, — в те дни, когда он только добрался до её молодого тела. Мие тоже больше нравилось кокетничать с многоопытным свёкром, а не ублажать слабоумного мужа, так что, когда Юкитомо развлекался с наложницами и держался с невесткой холодно и отчуждённо, Мия впадала в ярость и срывала зло на Томо и Суге.

Однако последнее время ситуация, видимо, начала тяготить самого Юкитомо, потому что он, последовав ненароком поданному совету Томо, отселил молодую чету на улицу Цунамати в районе Мита, и лишь время от времени навещал семью сына. Всякий раз он непременно брал с собой первенца Митимасы — Такао и няньку Маки. Митимасе выдавалась изрядная сумма денег, и он радостно отправлялся в театр или на ночную пирушку. Служанок и нянек с детьми тоже сплавляли куда-нибудь с глаз подальше, чтобы не путались под ногами. Челядь, конечно, догадывалась, что происходит на самом деле, однако немыслимые чаевые заставляли всех держать рот на замке и с вожделением ждать очередного визита «господина из главного дома». Один Митимаса оставался в блаженном неведении, наслаждаясь свободой, точно ребёнок.

Обо всём, что происходило на Цунамати, Суге и Юми докладывала Маки, а уж потом новости доходили до Томо, главным образом через Сугу.

Поначалу Томо с сочувствием выслушивала невнятные жалобы Суги, но очень скоро она осознала, что Суга наушничает Юкитомо, причём сообщает лишь часть их беседы — а именно реплики Томо в адрес супруга. После этого гнев Юкитомо обрушивался на жену, и Томо решила впредь пропускать мимо ушей россказни Суги.

Юкитомо уже приближался к шестидесятилетнему рубежу, и теперь, когда у него появилась Мия, присутствие Юми, к которой он никогда не питал особенно нежных чувств, явно раздражало его. Он принялся намекать, как бы вскользь, что для Юми было бы хорошо стать свободной и обзавестись семьёй. Юми тоже была не против такой идеи, во всяком случае» так следовало из медлительного и витиеватого повествования Суги, которая имела дурную привычку жевать слова, словно разговаривала с набитым ртом.

Ну а поскольку и Юкитомо, и Юми не против, можно спокойно вычеркнуть Юми из посемейной книги и возвратить родне. А кроме того, к накопленным за десять лет одежде и личным вещам Юми будет добавлена изрядная сумма денег, так что все должны остаться довольны. Но… Томо мучило дурное предчувствие.

Допустим, Юми вернётся к родне и выйдет замуж… А вдруг она проболтается будущему супругу об интрижке Юкитомо и Мии? Будь Юми простой служанкой, всё это не имело бы никакого значения, однако, если молва пойдёт от наложницы господина, по сути, приёмной дочери, к тому же прожившей в доме многие годы, репутации семьи конец! А значит… если Юми всё равно выдадут замуж, то нужно выдать её за человека, связанного с семьёй Сиракава! Тут Томо и вспомнила об Ивамото. Подходящая кандидатура — и так близко! Племянник, конечно же, возражать не станет.

Ему известно, что Юми была наложницей господина. Он должен знать также и то, что у Сиракавы любовницы занимались хозяйством — были прекрасными экономками, искусно шили, готовили. К тому же он лично знаком с Юми, так что её мальчишеские повадки и бойкий нрав не будут для него неприятным сюрпризом. Не говоря уж о том, что Юми высока, стройна и хороша собой. А наряды и личные вещи, которые после свадьбы перекочуют в дом мужа, и вовсе делают Юми завидной невестой, особенно для человека столь невысокого положения. Так что Томо завела разговор, будучи на девяносто процентов уверена, что Ивамото ответит согласием. Конечно, если заартачится Юми, то ничего не выйдет. Однако Томо по опыту знала, что Юми проста и не особо разборчива.

Как Томо и ожидала, Ивамото радостно принял её предложение, сделанное в самой изысканной форме. Он родился в семье мелкого самурая, так что с детства наслушался всяких историй о том, как обесчещенные сюзереном служанки доставались главным вассалам, а наложницы главных вассалов переходили к вассалам более низкого ранга, поэтому предложение Томо нисколько не оскорбило его. К тому же, несмотря на все перемены, что принесла с собой Реставрация Мэйдзи, Ивамото испытывал старомодный трепет священного долга перед своим благодетелем-дядей, и перспектива заполучить в супруги наложницу Сиракавы не вызвала в нём отвращения или брезгливости. Родные Юми тоже были довольны подобным исходом дела. Ведь Юми, теряя статус приёмной дочери, обретала новые, более прочные узы родства с семьёй господина. Их даже обуревала искренняя благодарность к чете Сиракава за такую заботу. Юми годилась Сиракаве в дочери, к тому же в доме была ещё и другая наложница — Суга, появившаяся прежде Юми, так что Юми изначально была ближе к простой камеристке, чем к любовнице. Л ведь она куда изысканней, нежели Суга, считали они, и больше годится на роль хозяйки! В ней нет ни капли женской мелочности и подозрительности, и она ничем не запятнала своё доброе имя за годы службы своему господину…