На предложение выйти замуж Юми тоже ответила согласием — без лишнего жеманства и манерничанья. Прежде Суга с Юми частенько потешались над провинциальным выговором Ивамото и его медлительной, неуклюжей походкой, так что Суга была немало удивлена снисходительным равнодушием Юми к недостаткам будущего супруга. Суга не преминула заметить об этом в беседе с Юкитомо:
— Право, не знаю, как Юми-сан сможет жить вместе с таким мужем…
— А ты не волнуйся, — беззаботно сказал Юкитомо с добродушной ухмылкой на физиономии, покрытой старческими пятнами. — Наша Юми сможет ужиться с кем угодно.
— Как для вас всё просто… — заметила Суга раздражённым тоном, мрачно глядя на Юкитомо.
— Что, и
— У меня нет ни сил, ни желания ни на что другое…
Тон у неё был деланно-равнодушный, однако было понятно, что она изо всех сил борется с раздражением, пытаясь сдержать рвущиеся из сердца упрёки: «Ну конечно, я же не вытворяю такое, как молодая хозяйка! Я не умею! Вы же не научили меня, как надо играть с мужчинами, а она умеет! И вообще у меня нет
Юкитомо относился к ней с нежностью, но всё-таки он был господин и почти что отец, он слишком много значил для Суги, так что она не осмеливалась заходить чересчур далеко и задевать его за живое. Вспоминая Мию, бесстыдно заигрывающую с Юкитомо, её легкомысленное личико, её глупый, наивный смех, томный голосок, гнусаво окликавший Юкитомо: «Папочка! Папочка!» — Суга ощущала странную зависть. Однако чувство было слабое, куда слабее, чем ревность супруги, у которой разлучница увела законного мужа.
Вечером, накануне отъезда Юми домой, девушки постелили себе в одной комнате с соизволения Юкитомо. Головы их лежали на деревянных изголовьях, чтобы не растрепались причёски. Они с грустной нежностью смотрели друг на друга. Их лица бледно светились в тусклом свете ночной лампы.
Март был на исходе. На улице неслышно моросил унылый мелкий дождь, ночной воздух был тяжёлым от напитавшей его влаги.
— Как грустно… Завтра вечером тебя уже не будет здесь… — печально проговорила Суга. Да, она сознавала с самого первого дня, когда только-только зашла речь о замужестве Юми, что подруга покинет усадьбу. Но теперь, когда пришла пора расставанья, Юми представилась ей бесстрашным птенцом, отважно машущим крыльями перед вылетом из гнезда, и это сравнение ещё острее заставило Сугу ощутить собственную никчёмность. Она-то останется
— Не надо грустить. Тебя окружает столько людей! Это мне впору заплакать — ведь мне будет так одиноко в нашей лачуге вдвоём со старшей сестрицей, — с наигранной живостью отозвалась Юми, словно желая приободрить Сугу. Однако та, не отрывая глаз от лица Юми, продолжала шептать, словно разговаривала сама с собой.
— Нет, это совсем другое одиночество… Не
— Решительней?.. О чём ты говоришь?! — Юми даже слегка приподнялась на изголовье. — Ты же знаешь, что идея отпустить меня, устроить мою жизнь, пока я совсем не состарилась, исходит от господина. Со стороны можно даже подумать, что он заботится обо мне, но ты ведь сама всё понимаешь, Суга-сан…
Тонкое шёлковое кимоно, затканное узором из раскиданных стрел, сползло с хрупкого плечика Юми. Она вплотную придвинулась к Суге. — Как ты думаешь, он сказал бы такое, если бив самом деле хотел меня удержать? Ну подумай сама, вот мы, например, — разве мы так вот запросто расстанемся даже с какой-то мелочью, которая нам дорога, — кимоно или даже красивой шпилькой? Нет, мы не подарим, не продадим их кому-то ни с того, ни с сего… Вот так и мужчины. Будь на моём месте ты, хозяин нипочём бы не дал согласия. Потому что тебя он действительно любит.
— Неправда. Он совсем потерял голову от молодой госпожи с Цунамати. Да ты и сама знаешь.
Суга тоже приподнялась и перевернулась на живот, лицом вниз. Когда она заговорила о Мие, голос у неё предательски задрожал.
— Это верно. Но Мия — законная жена сына хозяина. Наш господин может сколько угодно развлекаться тайком, открыто же предъявить на неё права он не посмеет. Да и сам он стареет, так что теперь делами в усадьбе заправляет хозяйка. Она занята только этим. Кто теперь позаботится о хозяине, кроме тебя? Нет, без тебя он не сможет жить. Это я ему стала мешать, ведь у него появилась молоденькая любовница… Что теперь с меня проку, я нужна, как «веер осенью», — пропела Юми строфу из баллады «токивадзу» и легонько рассмеялась. Смех был живой и весёлый, окрашенный лёгкой иронией над собой. Однако это не отвлекло Сугу от мрачных мыслей, и она пробормотала тем же угрюмым тоном: