Цитадель души моей

способствуют – из тех мест, про которые говорят: «Леший – и тот заблудится». И только на

пятый день после пропажи – нашелся Марк. На телеге его к нам привезли, спящего

мертвецким сном и распространяющего вокруг себя такой аромат, что запряженная в

телегу вислоухая лошадка выглядела уже находящейся на грани обморока. «Ваш?» -

«Наш» - «Забирайте». По словам самого Марка, встретился ему, уже на обратном от лагеря

пути (под самым Ристом) мужичок, сено с полей на телеге везший. Мужичок тот Марка до

Риста подвезти согласился, а узнав, кого везет, затащил к себе – «на пару чарок». Что было

дальше – Марк не помнил. Так что следующая фраза Дерека была мне очень даже

понятна:

- Имей в виду, если скажешь, что в обнимку с госпожой Бутылкой всю неделю провел –

прикажу на скамье разложить, не посмотрю, что лейтенант. Лучше соври что-нибудь.

Сидевший рядом Сена – лейтенант из моей кохорсы, усмехнулся и коротко фыркнул.

- Новы, - коротко ответил я. Задергалось у Дерека левое веко. Капитан поморщился

недовольно, зубы оскалил:

- В Ольштаде?

- Да.

Дерек с Сеной обменялись быстрыми взглядами, потом капитан покачал головой.

- Не пойдет. Соври что-нибудь другое.

Я промолчал. Дерек тяжело вздохнул.

- Рассказывай. Всё. Подробно.

«Все и подробно?» Ну-ну. Оно можно бы – в конце концов, никакого преступления

я еще не совершил. Вот только я и так знаю, что капитан решит насчёт эпизода последнего

– будто у меня «цыплячка» началась. Она же – «кроличья болезнь». Я бы и сам так решил

– уж больно симптомы со стороны похожие. Есть такое заболевание нервное – когда

надламывается что-то в человеке, и, в момент сильного напряжения, нервы у него

полностью отказывают. И он просто столбом замирает. Пока не отвлечешь его криком в

ухо, светом в глаза, или пока он сам из ступора не выйдет. Не так уж редко среди егерей

случается, другое дело, что очень редко когда вовремя обнаруживается – по вполне

понятным причинам. Но если обнаруживается, то, ясное дело, в егерях такому уже не

место. Пенсион назначат (вполне приличный, кстати), дадут поместьишко где-нибудь в

захолустье да гражданство имперское (если своего еще нет). Чем не мечта среднего

обывателя?

Вот только егерем ему больше не быть. А ведь привыкаешь к этому. К отношению

людскому привыкаешь – к тому, как теплеют людские глаза, когда жетон твой они

подмечают. К тому, что на постоялом дворе хозяин сам пойдет в хлев ночевать, а тебе

лучшую комнату и лучшую постель обеспечит. Что трактирщик тебе, по своему почину,

нальет из бутылки, для себя отложенной – и с верхом, с горкой даже. А то еще и от денег

потом откажется. Ну и женщины, опять же. Да. У любого человека в семье есть кто-то, от

бестий пострадавший, и потому мы – враги бестий – для людей лучшие друзья. Хотя даже

этим всего не объяснить. У меня еще есть версия. По-моему, с тех пор, как перевелись

собаки, всегда бывшие верными друзьями человека, вакантное место amicus homini заняли

мы, егеря. Потому и отношение к нам такое. Человеческое.

Впрочем, это все – не главное. Хотя и значит для нас больше, чем мы это

показывать стараемся. Но не главное. Главное то, что «бывший егерь» это примерно то же,

что «бывший человек». Я вот, просто не представляю, как это можно – не быть егерем. А

кем же тогда быть, вообще?

Грустное это зрелище – егерь на пенсии. Ненормальное.

Не слышал я еще, чтобы егерь, по здоровью комиссованный, добром кончил – либо

в гладиаторы подастся, либо в грабители, либо горькую запьет. Полгода-год – и нет

человека. Сам себя сгрыз, даром, что его десять лет бестии сгрызть не могли.

По всему тому – не стал я всей правды говорить. Я же знаю, что нет у меня никакой

«цыплячки». Впрочем, любой больной ею, то же самое говорит с пеной у рта – и не врет –

сам себе верит. Ну и пусть. Пусть даже и «цыплячка» у меня. Лучше уж я в бою сгину, чем

на пенсии – уж я постараюсь никого своей смертью не подставить. Рассказал я всё, как

было, вплоть до того момента, как очнулся, к столбу наказаний привязанный. А потом

усмехнулся, продемонстрировал унгву (так все время в кармашке и пролежавшую) и

закончил:

- Ремни разрезал, собрался кое-как и – к речке. Хорошо, что логова они в своей привычке

обустраивают – у воды. Я с ходу из ручья на дерево запрыгнул, на верхушку залез и сидел

два дня.

Дерек хмыкнул.

- Повезло тебе. Местные на этот фокус уже не ведутся. Злюка рассказывал – на западной

границе отправил он людей в засидку над рекой, так верги тамошние, следы у воды

обнаружив, первым делом ветки, над водой свисающие обнюхивают и осматривают, а уж

потом по берегам ищут.

- Повезло мне, - согласился я, - так новы ж.

Покивал Дерек задумчиво, пожевал губами. И не скажешь по нему – напрягла его чем-

нибудь концовка моего рассказа, или нет. Да я к его лицу и не присматриваюсь особо –