Цитадель Гипонерос

Как ни сильно отличалась Оники от Найи Фикит, Жеку она показалась такой же красивой, как мама Йелли, и он согласился с выбором Шари — выбором, который он до этих пор бессознательно отвергал. Он был не в силах принять, чтобы мужчина, перед которым открывалась величественная судьба, избавлению всего человечества предпочел сковывающую путами любовь к женщине и ребенку; при этом Жек совершенно забывал, что и его самого поддерживала беспримерная любовь Йелли. Однако при виде Оники он понял, что без нее Шари ни за что бы не нашел сил пройти до конца в одиночку, что она — родник нежности, без которого он не мог обойтись, к которому он возвращался за возрождением. Она носила одежду из терпеливо сплетенных веточек небесного лишайника, ржаво-коричневый оттенок которого подчеркивал блеск ее кожи и волос. Оники поселилась в змеином гнезде, которое разделила занавесками на три комнатки, и устроила матрасы, набитые лишайниковым пухом и покрытые плетеными попонками. Они с Тау Фраимом питались плодами коралла — продолговатыми белыми и сочными наростами, которые росли в средине коралла, и до которых были охочи и змеи.

Бдительность гигантских рептилий не ослабевала ни на миг; в каждой прогулке Оники и Тау Фраима их сопровождали около двадцати змей. Время от времени в молодой женщине просыпались рефлексы тутталки, она сбрасывала платье и взбиралась по вертикальным туннелям, которые очищала от небесных наростов. Она облюбовала порядка тридцати труб, и некоторые из них — шире десяти метров в диаметре. Синее или красное сияние солнц Тау Ксир и Ксати Му жадно врывалось внутрь щита и величественными колоннами падало на остров Пзалион и на барашки волн черного океана Гижен.

Проворство и энергия Оники поразили Жека. Она балансировала на округлых стенках труб, держась лишь пальцами, постоянно меняя центр тяжести своего тела, прилипшего к кораллу, словно присоска. Иногда она передвигалась на манер паука, раскинув руки и ноги, иногда, если заставлял проход, пользовалась лишь своими руками, как рычагом. Жек отчетливо различал игру ее мышц под тонким покровом кожи, глубокие ложбины на внешней стороне бедер, работу трицепсов и спинных мышц, напряжение и расслабление ягодиц, мощные сокращения пресса. А еще его изумляло, с какой точностью, ловкостью, экономностью жестов, с какой грацией она обрывала пучки лишайника, вросшие в коралл, и сбрасывала их в пустоту. Она так уходила в свою работу, что ее подъема не замедляло ни единое паразитное движение. Змеи проскальзывали сквозь расщелины, незаметные невооруженному глазу, опять появлялись на несколько метров выше и ожидали, пока она приблизится к ним, чтобы снова исчезнуть.

Вся в поту, Оники забралась на крышу щита и уселась на коралл, пурпурный от лучей красного карлика Тау Ксир и выметенный верховыми ветрами. Из расщелины появилась и подползла к ней змея. Оники увидела в широко открытой пасти рептилии силуэт Тау Фраима, и ее лицо осветила сияющая улыбка. Жека захватило властное желание присоединиться к ним, раствориться в потоках любви и гармонии, хлынувших из их глаз. В тот же момент он уловил колыхание холодных слизистых щупалец вокруг молодой женщины с ее сыном, и почуял, что скаиты Гипонероса, собравшиеся на острове Пзалион, более не замедлят с атакой. Затем его зрение затуманилось, и его поглотил небесный вихрь.

Головокружение внезапно прекратилось. Он плавал в полутемной комнате, где всей мебели было — тюфяк да пара соломенных стульев. На матрасе лежал мужчина с бритой головой, укрывшийся небеленым полотном простыни. На стуле сидела женщина в строгом накрахмаленном платье, присобранном до колен.

Жек задумался — что же он делает в этой лачуге. Снаружи бушевала буря, о чем сообщали завывания ветра и скрип мелкой гальки о саманные стены. Глаза женщины — совершенно белые, лишенные радужки, — были устремлены на лежащего человека, и не видели его; точнее говоря, они не задерживались на контурах его телесной оболочки. Владея экстрасенсорными способностями, женщина проникала по ту сторону видимого и созерцала сразу и тьму, и чистоту в душе своего собеседника. В нем было полно благородного — и немало низкого, словно он долгие годы гнался сразу за двумя взаимоисключающими судьбами. Женщина не осуждала его, она была слишком дальновидна, чтобы разбрасываться приговорами близким, но мужчина сам не мог простить себе собственной растраченной жизни.

— Глаза не могли меня обмануть, — повторила она. — Ты — один из двенадцати столпов храма. Один из двенадцати рыцарей Избавления.

— Я просто мародер из гор Пиай, торговец человеческим мясом, один из ублюдков Жанкла Нануфы, — устало ответил он.

— Еще ты рыцарь-абсурат, человек, направляющий энергию. Именно это умение необходимо человечеству. Чем быстрее ты поверишь в важность своей роли, тем больше у людей шансов избежать ожидающей их страшной участи.

— Вы переборщили с зельями видений, има!