Цитадель Гипонерос

— Спергус Сибар…  самое наше болезненное поражение, — полным печали голосом проговорил Мальтус. — Мы знали о сексуальных пристрастиях повелителя Сиракузы, но откуда нам было знать, что Спергус, которого мы толкнули на его ложе, влюбится в него. Юный Сибар не только отказался предать Ранти Анга, но уже сама эта связь стоила ему жизни. Он был приговорен к пыткам на медленном огненном кресте.

— С тех пор прошло почти двадцать лет. Вы всего лишь стали инструментом его судьбы, Мальтус.

— Может быть, но я в жизни не сниму с себя вины. Мы не имели права втягивать мальчишку в наши дела…

Главный садовник поднялся со скамейки и повел плечами и шеей, словно хотел избавиться от навалившихся на него мрачных мыслей.

— Но довольно о прошлом, — сказал он. — Мы до сих пор не знаем, где прячутся два воина безмолвия, которые пытались добыть криокоды ваших четырех квартирантов. Эти люди привыкли жить скрытно и не оставлять следов.

— Однако нам любой ценой нужно связаться с ними, прежде чем междупол и притивы захватят епископский дворец. Мы не можем организовать нашего отхода, пока не реанимируем крио. И у них пока только два кода из четырех…

— Ошибаетесь, Ваше Святейшество: два кода, которые они украли, — фальшивки, приманки. Ловушка, расставленная сенешалем.

Зуд в груди не беспокоил муффия с тех пор, как он выслушал посмертное послание от своего предшественника, но все же сейчас маркинатянин машинально помассировал солнечное сплетение — жест, выдавший озабоченность услышанным:

— Где же настоящие?

— Сенешаль Гаркот держит их при себе. Один из наших агентов, поставщик Императорского дворца, видел, как он вытаскивал четыре белых сферы из внутреннего кармана своего бурнуса.

— Вы уверены, что эти те сферы?

— Почти наверняка: чего ради сенешаль хранил бы подделки? Если бы не наблюдательность этого поставщика, никто бы вовек не узнал о подмене.

— Выйдет ли их у него забрать?

— Он никогда не спит, Ваше Святейшество, а поскольку скаиты не потеют, бурнус он меняет только по случаю официальных церемоний. В любом случае, даже если представить, что кому-то удастся украсть у него коды, во дворце будет быстро поднята тревога, и бедолагу арестуют прежде, чем он доберется до ворот парка.

Барофиль Двадцать пятый отошел на несколько шагов к стеллажу, рассеянно поглядывая на корешки древних бумажных и микропленочных книг, попавших в лучи светошара.

— На такой трюк способны только те, кто перемещается силой собственной мысли, — хмуро сказал он.

— Ни вы, ни я не способны, Ваше Святейшество. А вот воины безмолвия…

— Значит, возможности связаться с двумя людьми, материализовавшимися прошлой ночью в императорском и правительственном дворцах, нет?

— Один из них был двенадцатилетний ребенок, Ваше Святейшество, а другого, судя по всему, задело крио-лучом.

— Даже если у них были препараты для реанимации, они не могли уйти слишком далеко: на восстановление после криогенного удара нужно пять дней.

— На них действуют такие же законы физиологии, что и на нас?

Муффий резко развернулся и с жаром вперился взглядом в шеф-садовника.

— На этот вопрос я ответить не в силах, но не сомневаюсь, что они не покидали Венисии. Они не подозревают, что завладели подделкой, и, вероятно, готовятся к попытке добыть два последних кода. Мобилизуйте всех своих информаторов, Мальтус! У нас чуть меньше двух дней, чтобы их найти!

— Ваше Святейшество, неужели мы должны подвергнуть опасности всю сеть только чтобы вытянуть из ледяных снов четверых замороженных? Не лучше ли посвятить все силы подготовке к вашему отходу?

— Если мы не разбудим этих четверых, Мальтус, в опасности окажется все человечество!

Осгорит серьезно кивнул и взглянул на волновой детектор, который стоял рядом с ним на деревянном столе, на потухшие глазки его никтронных ламп.

— Вы знаете что-то такое, чего не знаю я, Ваше Святейшество…

*

Солнце Розовый Рубин еще не взошло, но его лучи начинали подкрашивать пурпуром небосвод, где еще лениво нежились несколько островков ночи. В коридорах императорского дворца кипела жизнь. Навстречу придворным грандам, удалявшимся на заслуженный отдых, спешили принимающиеся за работу слуги. В церемониях столь же загадочных, сколь и нелепых, стражники первого дня сменяли стражников второй ночи, и по мраморным плитам клацали каблуки их высоких золоченых сапог. По кулуарам бродили церемониймейстеры с глубокомысленными минами людей, вертящих всей жизнью остальных современников. Меж колонн небольшими разрозненными группами кочевали придворные старухи — старейшины этикета, ухмыляясь и перешептываясь под утренним макияжем — единственным, что оставалось у них свежего. Их приглушенные голоса доносились до потолков, украшенных фресками Артибанических Войн. Старухи выглядели так, будто всю вторую ночь поджидали на ступенях дворца — чтобы не потерять ни секунды сплетен и клеветы после торжественного открытия ворот.

«До наступления второй ночи» — сказала связная от сети.