Цицианов

Повторяем, нет никакой возможности провести границу между вооруженными столкновениями горцев и русских в 1722—1817 годах и теми, которые происходили в более позднее время. Поэтому есть все основания считать Персидский поход Петра Великого началом того эпохального явления, которое назвали впоследствии «Кавказской войной». К началу XIX столетия, когда главнокомандующим стал Цицианов, все племена Северного Кавказа, имевшие опыт общения с русскими, рассматривали их как незваных гостей и накопили больший или меньший заряд неприязни к ним. Многие роды готовы были мстить за смерть родичей и другие обиды.

Несмотря на то что к 1802 году Россия уже почти столетие воевала с горцами, в Петербурге все еще не сложилось представление о политике по отношению к ним. Кроме того, ситуация радикально менялась при необходимости защиты Грузии и обеспечения бесперебойной связи между Закавказьем и Россией. 16 января 1800 года Кнорринг отрапортовал Павлу I об очередном «умиротворении» чеченцев. В ответ на угрозу разорить их земли жители нескольких аулов обещали прекратить набеги, возмещать ущерб от действий ослушников в двойном размере, а самих их выдавать российским властям. Они даже поклялись на Коране не пропускать через свои земли другие отряды. «Таким образом, все сии чеченские народы, простирающиеся до 10 000 человек, защищаться оружием могущие, введены в совершенное полезное для здешнего края обуздание и паче тем ощутительнейше, что ими не только преграждается путь многим тысячам горских народов, доселе партиями Кавказский кордон злодеяниями обеспокоивавшим, но сии последние по примеру чеченцев ищут уже через нарочно посланных своих ко мне помилований в прежних своих дерзостях и получения таковых те же кондиций, каковы даны чеченцам».

Здесь следует отметить одно важное обстоятельство, не утратившее значения и в дальнейшем. Горцы часто шли на переговоры и заключали «вечные» соглашения, не имея намерений эти соглашения выполнять. Зачем они это делали? Во-первых, такие переговоры и клятвы предоставляли важную передышку или даже прощение прежних «шалостей». Во-вторых, это могли быть ходы в политической жизни горского общества. Дело в том, что не только русские использовали национальные формирования в своих целях, но и горцы руками русских солдат сводили счеты со своими недругами: вольное общество или владетель, заключивший соглашение о подданстве, рассчитывал на покровительство своего могучего патрона. Наконец, переговоры и заключения договоров сопровождались угощениями и подарками. Это тоже нельзя сбрасывать со счетов.

Спустя два года тот же Кнорринг объяснял Александру I причины отсутствия мира на Кавказской линии: «Народ здешнего края, границе здешней противоположный, есть совершенно хищный, и что добрые им советы, ласки и наставления не в силах никак удержать его в добронравии и спокойствии, а тем более еще отвратить его от воровства и грабительств, да и внутри линии здешней жительствующие в большом количестве разных родов народы не меньше почти требуют за собой наблюдения, как и самые заграничные жители». Вывод: надо усиливать войска [563]. В Петербурге многие всерьез полагали: горцы «бунтуют» по причине того, что им никто не объяснял: грабить путников и убивать их — нехорошо. Князь А.А. Чарторыйский писал Цицианову 1 августа 1804 года: «…здесь думали мы отправить туда человека, который бы влиянием своим в сих горцах и связями, по родству и долговременному там пребыванию снисканными, мог бы все привести в устройство; для сего способнее не находили как отставного генерала Горича, который сам вызвался взять таковое трудное на себя поручение, однако к отправлению его не решились» [564]. И правильно сделали! Судя по всему, речь идет об Иване Петровиче Гориче, происходившем, как было указано в официальных бумагах, «из кавказских горцев». Это был боевой генерал, накопивший большой опыт в ходе Русско-турецких войн 1768—1774 и 1787—1791 годов. Правительство неоднократно пыталось использовать местных уроженцев для проведения своей политики на Северном Кавказе. Знаток этого края, один из соратников А.П. Ермолова, начальник штаба Отдельного Кавказского корпуса (1816—1829) генерал А.А. Вельяминов писал по поводу этих попыток превратить Кавказско-горский эскадрон царского конвоя в своеобразный рассадник администраторов: «Всякий горец, как бы ни был он уважаем в своем народе, теряет это уважение и доверенность, как скоро начнет действовать согласно видам нашего правительства… Это, однако, не означает, что бесполезно было бы брать в конвой горцев, многие из них, по возвращении, могут, по крайней мере, быть употребляемы как тайные агенты» [565].