Цицианов

При выборе потенциальных колонистов взгляды властей нередко обращались к черноморским (кубанским) казакам. Министр иностранных дел Чарторыйский писал Цицианову: «Черноморские казаки, живущие на берегах оного моря, искусные в рыбном промысле, к войне способные и приобвыкшие уже к полуденному климату, при первом взгляде обращают на себя внимание. Утвердительно сказать можно, что один полк черноморских казаков, прежде командированный сюда на службу и потом оставленный для населения, доставил бы тому краю двоякую пользу: воинское обеспечение и нужное движение первым земледельческим трудам, которые со временем могут оставить важную для России отрасль полученной торговли». Дело сначала затормозилось, поскольку на пустующих землях не оказалось мест, удобных для поселения. Когда для полка всё же нашли участок на реке Ингури, дополнительным препятствием стало опасение, что казаки, вместо того чтобы бороться с работорговлей, активно в нее включатся[502].

Одной из существенных проблем армейского хозяйства в Закавказье оказалась доставка казенных грузов и прежде всего развозка муки по гарнизонам. Основным транспортным средством являлись вьючные волы, передвигавшиеся медленно, бравшие мало груза и служившие одновременно тяглом во время полевых работ. Кроме того, постоянно возникали разного рода «недоразумения» с погонщиками, которые крайне неохотно брались за перевозки, мешавшие их земледельческим занятиям. В этой связи Цицианов в ноябре 1805 года обратился к Александру I с предложением поселить в Закавказье 400 украинцев на условиях выполнения ими подводной повинности[503]. Впрочем, как показали дальнейшие события, колонизация Кавказа оказалась делом крайне трудным и в конечном итоге — несбыточным.

* * *

Цицианов стоял и у истоков светского образования в Грузии. В начале XIX столетия в Картли-Кахетии не имелось светских учебных заведений и вообще образованность ограничивалась умением читать и писать на родном языке. Судопроизводство имело словесную форму, а широкое применение именных печатей фактически исключало потребность в подписании документов. Главным достоинством представителей благородного сословия согласно традициям военно-феодального общества была ратная доблесть, а не ученость. Поэтому даже среди придворных и «первейших» князей неграмотность не считалась чем-то зазорным. В Имеретии, Гурии и Мингрелии грамотных людей было еще меньше. Когда писарь царя Соломона отправился навестить своих родственников в Тифлис, глава Имеретии не нашел в своем окружении человека, который смог бы ответить на послание Цицианова. Во всем Закавказье единственный (!) человек грамотно переводил с грузинского языка на русский и обратно — полковой священник А. Петриев. Этого уникального и незаменимого специалиста сначала держал при себе Кнорринг, а потом Цицианов[504]. О знании же европейских языков вообще говорить не приходилось.

Культурными центрами образования в Восточной и Западной Грузии были монастыри, где хранились древние рукописи, существовали библиотеки, переписывались церковно-служебные книги и произведения светской литературы на грузинском языке. При монастырях существовали школы, но почти все обучающиеся в них принадлежали к духовному сословию. Среди священнослужителей и даже среди мирян встречались знатоки греческого языка и латыни, но в целом светское образование в конце XVIII века фактически отсутствовало.