Цицианов

В январе 1803 года в Тифлис пришло известие о том, что весной готовится массированный набег белоканцев под предводительством беглого царевича Александра на Кахетию. Сообщалось о том, что грузинские дворяне бежали в его стан и к ним намереваются присоединиться джарцы, а также джигиты из районов, отделенных от Кахетии Главным Кавказским хребтом. В то же время из не менее надежных источников поступила информация о готовности некоторых родов подчиниться коронной власти и даже выдать царевича Александра. Выяснить действительные намерения беспокойных соседей главнокомандующий решил довольно оригинальным способом: он приказал генерал-майору Гулякову распустить слух о готовящемся походе русских войск на Джары и Белоканы. Цицианов предполагал, что встревоженные лезгины обратятся с вопросом о причинах неприязненных действий и тогда Гуляков потребует от них выдать царевича Александра. Цицианов был настолько уверен в подобном развитии событий, что даже составил подробное предписание: куда и как конвоировать важного пленника[680].

Однако лезгины не стали действовать по составленному им сценарию. Поэтому Цицианов отправил за реку Алазань корпус генерала Гулякова, чтобы тот на месте изучил обстановку, подыскал удобные места для возможного размещения фортов, которые стали бы опорными пунктами в этом неспокойном регионе. В качестве «программы максимум» рассматривалось склонение местных жителей к согласию на размещение гарнизонов в аулах Белоканы и Джары и выдаче «мятежного» Александра. В инструкции главнокомандующего говорилось о необходимости соблюдать осторожность и по возможности не провоцировать лезгин на открытое столкновение: «Буде вы встретите большие затруднения, влекущие за собой большую потерю, то не отваживаясь на какой-либо штурм, действие пушек над городом может быть успешнее всего, и хотя российские войска не обыкли отступать, но должность военного начальника обеспечить тыл свой, дабы не быть отрезанну; впрочем, от успеха сего дела зависит слава оружия Его императорского величества, с нею вместе и ваша собственная, сопровождается наградой, а для здешнего края спокойствие, польза и богатство. Сверх того всемерно воздержать грузинцев от грабительства деревень, а нашим строго воспретить, поелику оная провинция назначается к подданству Российскому, а по той причине лучше иметь не разоренную, нежели ограбленную, и чтобы оным не ожесточить жителей». Контроль над Джаро-Белоканской областью мог заметно улучшить военную ситуацию на границах Грузии, ибо не только ее восточная часть, Кахетия, защищалась от нападения беспокойных соседей, но и более безопасной становилась жизнь в южных уездах. Дело в том, что горцы Дагестана пользовались этой территорией для своих рейдов на турецкую территорию, в район Ахалцыха и Ахалкалаки, откуда они совершали набеги на густонаселенные и богатые грузинские села. Если бы дорога через Джары оказалась для них закрытой, им пришлось бы совершать более трудный и длинный путь через Карабахское ханство.

Лезгины узнали об экспедиции, и когда отряд Гулякова (1500 пехотинцев, 200 казаков, 8 орудий, 500 человек конной и 4000 человек пешей грузинской милиции) подошел к броду Урдо на Алазани, на противоположном берегу было сооружено земляное укрепление. Не желая форсировать реку под огнем, Гуляков по совету местных дворян переправился в другом месте. На подступах к Белоканам лезгины устроили засеку, но штыковой удар Кабардинского полка — ставшего впоследствии своеобразным спецназом Отдельного Кавказского корпуса — заставил их отступить. Наступление русского отряда было таким стремительным, что горцы не сумели организовать оборону самого селения Белоканы, которое подверглось полному разгрому грузинской милиции. Гуляков даже не пытался остановить грабеж: во-первых, трудно было удержать от мести людей, которые десятилетиями страдали от набегов горцев, а во-вторых, для охраны селения было необходимо войти в лабиринт его улочек, где терялись многие преимущества русского штыка. Такой маневр в непосредственной близости от десятитысячного лезгинского ополчения был очень опасен. Поэтому регулярные войска заняли позиции на возвышенности возле Белокан, откуда взирали на все происходящее.