Цицианов

Собрав все имевшиеся в наличии силы, Цицианов двинулся на Гянджу. 20 ноября 1803 года его корпус (шесть пехотных батальонов, три эскадрона драгун, два полка донских казаков, милиция, составленная из «татар» Борчалинского, Казахского, Демурчасальского и Шамшадильского уездов) выступил из Тифлиса. Первый переход был всего в восемь с половиной верст до деревни Суганлук. Небольшое расстояние, пройденное в самом начале марша, объяснялось тем, что, несмотря на все приготовления и распоряжения, что-то забывали, кто-то задерживался по каким-то причинам. Происходила своеобразная притирка участников похода. Потребовалась даже дневка, чтобы все привести в порядок. Зато потом пошли резвее и 22 ноября остановились возле селения Демурчасалы, оставив за собой 24 версты. Здесь к Цицианову присоединился отряд татарской (азербайджанской) конницы. 23 ноября прошли 19 верст и встали лагерем у деревни Шиколы, хотя, судя по карте, дважды переправлялись через речушки и несколько раз — через овраги. Необходимость просушить одежду задержала выход 24 ноября, из-за чего продвинулись к намеченной цели всего 7 верст. 25 ноября перешли реку Акстафа и сразу встали лагерем, одолев еще 16 верст трудных горных дорог. Следующий бивак устроили на берегу речки Таузы 25 ноября. Цицианов торопится: несмотря на трудности пути и непогоду, войска, втянувшиеся в ритм похода, играючи преодолели 25 верст. Здесь отряд пополнился «казахскими и борчалинскими татарами», а 27 ноября подошли «татары шамшадильские». Во время боевых действий легкая и иррегулярная кавалерия составляла своеобразную завесу между собственными войсками и противником, как во время движения, так и на биваках. Примечательно, что Цицианов на стоянках всегда выдвигал национальные мусульманские формирования в сторону наибольшей угрозы, причем между русской пехотой и «татарами» обязательно стояли казаки. 29 ноября при стоянке на Шамхоре милицию вообще поставили на другом берегу реки[710].

Наконец 29 ноября корпус Цицианова перешел границу Гянджинского ханства. Если во времена легендарные происходили поединки между героями-полководцами, то в данном случае борьба за крепость началась с письменной дуэли Цицианова и Джавад-хана. Российский главнокомандующий объяснил причины своего появления во главе войска: а) Гянджа принадлежит по праву России, поскольку ранее она составляла часть грузинского царства, ныне входящего в состав империи Романовых; б) в 1797 году город уже был занят русскими; в) тифлисские купцы, ограбленные подданными Джавад-хана, не получили компенсации. В случае безоговорочной капитуляции обещалось «неограниченное милосердие». Заканчивалось письмо грозным пассажем: «Буде сего не желаете, то ждите несчастного жребия, коему подпали некогда Измаил, Очаков, Варшава и многие другие города. Буде завтра в полдень не получу я ответа, то брань возгорится, понесу под Ганжу огонь и меч, чему вы будете свидетель, и узнаете, умею ли я держать слово»[711]. Ответ был выдержан в том же стиле: Джавад-хан писал, что это Грузия когда-то была под властью его предков, тогда как Гянджа никогда Грузии не принадлежала. Подданным России шесть лет назад он стал по принуждению и потому не считает себя связанным какой-либо присягой. На угрозы генерала хан ответил угрозами; заканчивалось письмо тоже красиво: «Ты предсказываешь мне несчастье, если я не приму твоего предложения; но я полагаю, что несчастье преследует самого тебя, которое завлекло тебя из Петербурга сюда»[712]. Понятно, что после такой переписки для Цицианова взятие крепости стало делом не только государственным, но и глубоко личным.

Когда войска подошли к Гяндже, выяснилось, что укрепления окружены обширными садами, проход через которые потребовал значительных усилий и заметных потерь (70 убитых и 30 раненых). До начала осады пришлось провести рекогносцировку: точных сведений о расположении укреплений не имелось. Разного рода карты и планы составлялись офицерами квартирмейстерской части, но отправлялись в Петербург для копирования, причем на самом театре военных действий не оставалось ни одного экземпляра. Цицианов писал в одном из рапортов по этому поводу: «Карты отсылаются в депо, как будто бы они там нужнее, чем генералу, который тут действует»[713]. Разведка переросла в серьезный бой. Обращает на себя внимание высокий процент убитых. Единственное объяснение тому — при крайнем ожесточении сторон у раненых было мало шансов на выживание.