Цицианов

Монтрезор ранее успешно служил комендантом в Караклисе — важном пункте на пути между Эриванью и Тифлисом. Чтобы разом развеять у местных мусульман мысли о возможности мятежа, он посадил под арест двух авторитетных старейшин. Но толкового офицера заменили никуда не годным — майором Саратовского полка Ходжаевым. Последний некогда служил в гвардии сержантом, был в Персидском походе 1796 года «за переводчика», а затем исключен «по случаю неявки в полк». Обычно под такой формулировкой скрывалось элементарное дезертирство. Ираклий II «принял его в мнимую свою артиллерию капитаном, каковые чины он и кизлярским армянам раздавал за две головы сахара». Поскольку по условиям принятия Грузии в состав России все сословия сохраняли свои права и привилегии, Ходжаев стал капитаном уже русской службы, «…и как оказалось, что он не токмо артиллерийскую науку, но и арифметику не знает, то и написан в гарнизон, а через год пожалован чином по введенному закону по одному в полку производить в майоры». Новый комендант допустил грубейшую ошибку, освободив знатных арестантов. Не опасаясь за жизнь заложников, «татары» подняли мятеж и напали на отряд Монтрезора. Автор, описавший эту историю, посчитал нужным завершить свое повествование так: «При рассказах о сем деле я никогда не могу равнодушно слышать, что предание, сохраняя память о подвиге отряда Монтрезора, передает потомству только его имя, не упоминая о храбрых его сподвижниках. Если б было возможно, я хотел бы сделать известным даже всех простых воинов, участвовавших в сем деле. Чувства заставили меня выставить исчисленные здесь имена». Однако списки солдат не сохранились. Известно, что участь своего начальника разделили прапорщики Чирец и Верещага, поручик Ладыкин[741].

Известие о гибели отряда Монтрезора сделало положение корпуса Цицианова критическим. Четыре тысячи голодных солдат, имевших провианта всего на три дня и ограниченный запас патронов, оказались фактически зажаты между шеститысячным гарнизоном Эривани и шестидесятитысячным войском Баба-хана. На собранном военном совете князь попытался «продавить» решение о продолжении осады, мотивируя это распоряжением Александра I непременно овладеть крепостью. Однако генерал Тучков предложил отступить, собрать достаточно сил и вернуться с большими шансами на успех. Его поддержали другие военачальники, видевшие бесперспективность дальнейшей осады.

Отход русских войск осложнялся тем, что им надо было пройти обширное предместье Эривани — лабиринт узких и кривых улочек, где легко было устроить засаду. Цицианов помнил, какую резню устроили лезгины егерям генерала Гулякова в Белоканах, и принял все необходимые меры предосторожности. Он приказал выставить 80 постов, которые обеспечивали безопасный отвод войск и обозов. Кроме того, передвижение пушек, людей и повозок производилось таким образом, чтобы у персов создавалось впечатление о том, что русские готовятся к штурму. Баба-хан так опасался наступления противника, что, даже обнаружив его отход от стен Эривани, стал готовиться к отражению атаки: снял лагерь и расположил свои войска на высотах вдоль реки Залги. Когда же он выяснил действительные намерения Цицианова, было уже поздно — русские полки смогли двигаться по ровной местности, где они, построившись в каре, легко отбивали налеты персидской конницы. Главную проблему теперь представляло почти полное отсутствие продовольствия. Даже генерал Тучков в последние дни осады был вынужден питаться исключительно травой, напоминавшей по вкусу спаржу. Хотя Цицианов приказал избавиться от всех лишних повозок, их оказалось около 500 единиц. Прикрыть такую вереницу наличным числом людей было невозможно. «Сие заставило главнокомандующего прибегнуть к необыкновенному способу: узнав, что дорога идет степью, он велел построиться обозу в 30 рядов и окружить оный карем, коего передние и задние фасы для облегчения солдат шли вздвоенными взводами, а по отбою составляли обыкновенным порядком фронт. Хотя марш сей от ломки обоза продолжался около 10 часов, однако ж каре достигло до назначенного места безвредно и не потеряв ни одного человека»[742].